Дальше и повыше на высоте сидел их пулемётчик, услышал выстрелы, проснулся и давай поливать нас сплошным огнём. Группа залегла. Сначала был шок, что стреляют по нам со всех сторон. Почувствовал, что бойцы посмотрели на меня с таким немым вопросом. Начали отстреливаться, потом гранатами перекидываться, буквально с 5–10 метров. Мы туда гранату — они в ответ свою. Был боевой азарт и злость. Контрактник-пулемётчик встал и в состоянии аффекта стрелял с бедра. Ему ремень пробило в нескольких местах, и пулемёт повредило, но ничего, повезло.

Владимир Самокруткин, командир батальона, подполковник:

— Мне рассказывали, что в операции на Гикаловских высотах один наш пулемётчик встал в полный рост и начал стрелять веером, поливать «духов» огнём. Хорошо, что пуля сначала попала ему в пулемёт, а вторая — только чиркнула по голове, жив остался. А если бы в живот? Неизвестно, выжил бы он. Через несколько дней после этого боя я ездил с докладом в штаб группировки с докладом и на обратном пути заезжал в медицинский отряд специального назначения, где лечился этот пулемётчик. Смотрю — он уже какие-то ящики грузит на машину. — «Ну что, ты как?» — «Всё, забирайте меня отсюда!».

«Ещё чуть-чуть и — рукопашная…»

Андрей Середин:

— В том бою с нашей стороны мы были на освещённом месте, «духи» — в теневой стороне. По вспышкам выстрелов определили, что бандитов становится всё больше — несколько десятков, они начали горланить, подходят вплотную, ещё чуть-чуть и начнётся рукопашная. Меня поразил героизм наших солдат. Срочник, который в жизни был середнячком, здесь проявлял чудеса героизма, чуть ли не стоя вёл огонь из пулемёта. Бандиты начали выдавливать нас на освещённый склон, охватить хотели, пришлось отходить. Затем открыли по нам миномётный огонь. Хотели вызвать огонь своей артиллерии — нет радиста. Оказывается, он испугался и спрятался в окопе, пришлось искать, Кляндин вытаскивал его за шкирку.

Наконец, вызвали огонь — грамотно дали координаты — и мы отошли. После нескольких залпов наших САУ бандиты замолчали. Когда отходили, один боец подорвался на растяжке гранаты — ступню оторвало. Сразу же вкололи ему промедол и понесли.

«Началась поножовщина…»

Александр Соловьёв:

— Сначала шли тихо, двумя группами. Когда мы дошли до цистерны, стали разделяться, то есть моя группа должна была обойти высоту по западному склону, а группа Середина — по восточному склону. Это решение мы с Серединым приняли ещё на передовой позиции мотострелков. Однако разделиться мы не успели, так как завязался бой.

В точке, где должны были расходиться в стороны, дозор первой группы залез в окопы «духов» — они спали. Но один, проснувшись, попросил закурить — у наших разведчиков! Началась поножовщина, сначала резали их в окопах, потом и стрельба пошла, и такой плотный огонь!

«Щёлкнул предохранитель гранаты — «Моя!»

Пётр Ерохин, старшина:

— Прошли по «аппендициту» хода сообщения, вижу — «духи» стоят с автоматами, над обрывом, вниз смотрят, ждут нас. А мы им в спину вышли. В «аппендицит» захожу — стоит наш пехотинец, в нашей форме, в шапке, и на меня поворачивается. У меня в голове мелькнуло: «Как сюда наша пехота раньше нас попала?». Он поднимает на меня автомат. Я успел раньше, дал очередь. И началось! «Духи»» по окопам на нас прут, стреляют, и много их набежало, человек полтораста, судя по плотности огня. Постреляли, пока они не очухались, по паре магазинов. Через насыпь — ещё «аппендицит», туда стреляю. Начали гранатами перекидываться.

Когда идёт работа — не до эмоций, страха не было. Они нам гранату, мы — им. Они ещё и миномёт поставили, стали нам минки кидать. Вдруг слышу чётко, как у «духов» совсем близко щёлкнул предохранитель гранаты — «Моя!», она падает мне на плечо и скатывается под ноги. Я успеваю прыгнуть в окоп, упал на двух мертвых «духов», руками отталкиваюсь. Кто-то кричит сзади: «Петруху убили!», меня ребята за ноги из окопа вытащили. Потом, когда осмотрелись, оказалось, что против нас здесь воевали хохлы.

«Начал отрабатывать зарплату…»

Дмитрий Сергеев, пулемётчик разведдесантной роты:

— Вскоре, после того как пересекли открытое пространство, со стороны головного дозора началась стрельба. Так как вводных не поступило, то стали действовать по расписанию, т. е. вытягиваться по фронту, дабы в лучшем случае, зайти «духам» во фланг, в худшем — избежать охвата. Так что мы с Романом Мисюрой стартовали, пытаясь использовать местность в качестве прикрытия, что впрочем, нам не удалось, поскольку мы здорово подсвечивались горящим газопроводом. По этому поводу залегли, осмотрелись и т. к. по нам начали постреливать, приняли решение пробиваться в лоб. Прикрываясь огнём Романа, перебегал вперёд, закреплялся и соответственно обеспечивал его подход. Наконец, устроившись в какой-то яме перед бруствером, начал отрабатывать зарплату.

Когда одна из очередей прошла прямо перед носом, успел заметить, что подобрались с направления 10.30 (быстрое определение направления по цифрам циферблата часов — авт.). Накрыл этот сектор, но тут мой пулемёт замолчал. Нырнул за бруствер посмотреть, что за оказия, и здорово удивился, потому как из коробки торчал кусок ленты. Когда выдернул, оказался патронов на 20. Помянув маму всех чеченцев, затолкал кусок в приёмник. Поскольку разгрузки для пулемётчиков я не встречал, то патроны приходилось таскать в РД-54. Мой боекомплект составлял 125 патронов в пулемёте, плюс шесть лент по 100 патронов в ранце. Но самостоятельно добраться до него я не мог, поскольку вес ранца составлял 28 килограммов, и быстро выбраться из лямок представляется затруднительным даже в спокойной обстановке. Для таких случаев держал в подсумке заначку на 25 патронов плюс несколько россыпью, для сопряжения звеньев.

Крикнув Роману, чтобы помог достать ленту, вернулся на позицию. И вот тут я лоханулся. Во-первых — высунулся с того же места и, во-вторых, что не произвёл холостой спуск и не повторил цикл заряжания. Пока исправлялся, отвлёкся от супостатов. Удар по голове был такой, что я решил: на меня свалилось дерево. Когда пришёл в себя, понял, что не вижу правым глазом. К счастью, это оказалась просто кровь. Чтобы не текла в глаза, затолкал под шапку перчатку с руки. Оценив ситуацию и послушавшись внутреннего голоса, который настоятельно советовал уносить ноги, пока цел, решил отходить, благо сзади слышалась стрельба товарищей. Сильно кружилась голова, поэтому передвигаться пришлось на четвереньках и волочить за собой пулемёт. Стрелять прицельно я уже не мог, поэтому отстреливался наудачу. Перед бочкой удалось встать.

Когда завалился за бочку и обнаружил за ней наших, обрадовался. Попросил достать ленту и пристроился сбоку. Но выстрела не получилось: пулемёт заклинило. Доложил о неполадке. Тут нас стали выкуривать из-за бочки минами. Мне поступила команда отходить. Чтобы не ходить просто так, прихватил с собой раненого Михаила Зосименко. Поскольку до выяснения причин отказа пулемёт был годен только в качестве дубины, то вручил его Антону Ширинскому. Сперва отползал, волоча за собой Михаила за воротник бушлата. Но вскоре понял, что если удастся взвалить его на закорки, то, может быть, дойду до зелёнки, в противном случае помру наверняка. Попросил помощи. Кто мне помогал, не разглядел. Если я и отвлекал на себя огонь противника, то весьма пассивно, брёл и мотался из стороны в сторону.