Слышно было, как на высотах, занятых противником, работает какая-то их тяжёлая техника. Где-то в стороне горели факела нефтепромыслов. Наша сторона была освещённая, а их — теневая, поэтому наблюдение вести было нельзя.

Когда мы шли на эту высоту, на склоне видели инженерные сооружения, так грамотно построены, что хоть фотографируй и в учебник. Ясно было, что наблюдение у противника организовано. Потом уже определили, что на этой высоте их было порядка ста человек, с миномётами и пулемётами.

«Был весь в напряжении…»

Олег Кучинский, снайпер:

— Мы, те, кто остался на броне, залегли на наушники — слушать эфир. Часа через два мой пулемётчик Дима и радист сели перекусить. Мне ничего в рот не лезло, был весь в напряжении, да ещё на этот БТР посадили…

Когда группы выдвинулись, дозорными шли Лёха Костенко, Пётр Ерохин, Серёга Вихрев. Командиры Егор Кляндин, Александр Соловьёв и замполит Андрей Середин заходили тихо, но в начале высоты стоял дом, а в доме сидел «духовский» наблюдатель. Когда наши стали выдвигаться, услышали, что собака залаяла, но тут же замолчала. Когда дозорные прошли всю зелёнку и стали подниматься на площадку, сразу же воткнулись в окопы. Характер построения окопов не знали, ситуация была такая, что решение надо принимать в считанные секунды.

«Приходилось и мордой в грязь падать…»

Сергей Вихрев, разведчик:

— Разведка должна вестись без стрельбы, но это в теории. На Гикаловских первый раз по-настоящему пришлось пострелять. Я знал, что там в первую кампанию погиб целый батальон ВДВ. А нас на эти высоты пошли человек тридцать. Проблематично было просто подняться на эти высоты, тем более под огнём. Шёл в первой группе, с капитаном Серединым. Шёл впереди, я был старшим дозорной группы. Командир шёл четвертым. Ночью я хорошо вижу, и растяжку видно, только под ноги смотри. Я впереди, двое чуть сзади по сторонам смотрят. Приходилось иногда и мордой в грязь падать.

«Не такие же мы «отмороженные»…

Пётр Ерохин, старшина:

— Склон у Гикаловской высоты долгий и пологий. Задача была — выйти от пехоты, пройти зелёнкой, взять влево и забраться на высоту. На склоне — бывшие пионерлагеря и горели три больших нефтяных факела, метров по тридцать высотой. Весь этот склон освещался факелами так, что нитку на земле было видно. Нам надо было по ущелью на высоту идти, а я предложил капитану Середину: «Давай пойдём на высоту от факелов. «Духи» не подумают, что мы здесь можем идти — не такие же мы «отмороженные», что пойдём от факелов, совершенно нелогично». Так и пошли.

Наблюдателя боевиков пропустили, он ломанулся вверх, когда нас заметил. Прошли окопчики «духовские», растяжки были, но мы их удачно обошли. Зашли в крайний окоп, вижу — блиндаж, там чайничек ещё теплый стоит — ушли только-только до нас! Противогаз в окопе лежал — тёпленький ещё! Минут 15–20 назад здесь на нём кто-то сидел.

«Стреляли в упор…»

Егор Кляндин, командир взвода РДР, лейтенант:

— В 0:05 наш дозор поднялся на хребет и тут же, через 4–6 метров мы столкнулись с тремя боевиками. Это было боевое охранение. Они нас приняли за своих, именно поэтому мы их опередили. Стреляли в упор, с трех метров. Через секунды мы были прижаты к земле огнём из пулеметов и снайперами. Стали перебрасываться гранатами. Между мной и сержантом Ерохиным упала граната, я — вправо в окоп, а Петруха — в «духовский» окоп, потом обратно. Наша группа была окружена с трех сторон. Командир группы принял решение отходить, наш дозор должен был прикрыть ее отход. Сергей Вихрев взял три «Мухи» и стал давить ими пулеметные точки противника.

«Недавно здесь были боевики…»

Александр Соловьёв:

— По ходу выдвижения к высоте на её южном склоне, в роще, мы обнаружили множество свежевырытых окопов, блиндажей, наблюдательные пункты, снайперские ячейки, а в них — чайники, посуду, матрацы и т. д. Сделали вывод, что недавно здесь были боевики. На восточной окраине рощи вдоль дороги, ведущей к вершине 398,3, было обнаружено множество окопов с боеприпасами и подготовлены места для проведения засад. Количество окопов я не считал, но, как мне показалось, их было не менее сорока. Об этом мы сразу никому не докладывали, так как соблюдали режим радиомолчания, к тому же реально мы никого из боевиков ещё не обнаружили. Один из окопов был заминирован.

Прошли рощу, дальше начинался открытый участок при подъёме на высоту, который освещался факелами горевших нефтяных скважин. Поэтому мы стали обходить этот участок и пошли на высоту с юго-западной стороны.

Продвигаясь по намеченному маршруту при выходе непосредственно на отметку 398,3, на северном склоне внизу мы увидели подъехавший «КамАЗ», который остановился у подножья горы.

«Я вжался в землю и стрелял, куда попало…»

Антон Ширинский, старший радиотелеграфист-разведчик, ефрейтор:

— Для меня всё это было так… 10 декабря, когда я у своих земляков из 1-й роты смотрел телевизор, забегает в палатку Андрей Миронов: «Срочное построение! Говорят, что-то серьёзное, бери побольше патронов». Загрузились на броню и поехали. Старший лейтенант Соловьёв показал нам на пулемёт, который работал километрах в пяти от нас и сказал: «Нам надо там закрепиться и продержаться до утра».

Пока туда шли по дороге, нашли кибитку со следами недавнего присутствия людей. Наши группы сильно растянулись, и когда пошли первые выстрелы, мы заняли оборону вокруг какой-то бочки. Лысый холм, вокруг зелёнка и горят факела. Мы — как на ладони. Первая группа приняла бой и отступила, и началось… По нам долбили с трёх сторон, накрыли миномётами, я вжался в землю и стрелял куда попало. Соловьёв кричит: «Выходи на связь!», а у меня осколком перебило тангенту. Испугался я тогда сильно. Если бы не чёткие команды Соловьёва, там бы я и остался. Миша Зосименко лежал метрах в двух от меня. Соловьёв кричит: «Ползи к нему, посмотри, что с ним». Подползаю, у него куска черепа в голове нет. Проверяю пульс — вроде есть. Пытаюсь вытянуть его, не хватает сил, он весил килограммов 90, во мне 70, а встать в полный рост просто заставить себя не могу, вокруг такое творится…

Тут подбегает Соловьёв, поднимает его и выносит за бочку. Соловьёв приказывает нам отступать. Дима Сергеев, уже раненый к тому времени, отдает мне свой ПК (пулемёт Калашникова — авт.), Миша Мешков (Казанова) свою СВД, и забирает мой автомат. Сергеев несёт раненого Зосименко, я всё это оружие. По дороге на меня ещё кто-то «Шмель» повесил. Андрей Миронов шёл впереди, проверял дорогу. По дороге в ПК, который я нёс, попала пуля прямо в короб, оттуда потом две пули вынули, видать Диме тоже попали.

«По нам стреляют со всех сторон!»

Андрей Середин:

— Заметили, что подъехал «КамАЗ» с маскировочными фарами, слышали разговор — группа у машины по численности была приличная. Определили места, где боевики могли организовать засады, но их самих не было — ушли выше, на высоту. Спуститься они нам навстречу могли в любой момент. Мы поднялись вдоль дороги, в лощине увидели «КамАЗ», ёмкости для горючего, там было какое-то движение техники. Прикинул для себя, что надо бы положить туда пару снарядов. Вызвал артиллерию, два-три выстрела и — всё там затихло. Периодически наша артиллерия вела беспокоящий огонь, «духи» не поняли, что огонь наводили от нас, со склона. Повыше поднялись, на хребет, и там наш дозор обнаружил охранение боевиков. Они спустились на плато, за обратный скат высоты, перекурить. Нас не увидели. Лейтенант Кляндин дал знак, что противник, и буквально с трёх метров, из пистолета с глушителем сделал по бандитам два выстрела, но, видимо, не попал: в ответ раздались три автоматных очереди. И тут же по всему периметру нас начали обстреливать из пулемётов. Все равно бы через 5–10 минут нас обнаружили.