Тогда Софья Николаевна вставала во весь свой хрупкий рост и говорила:

– Эти фильмы смотрят наши дети. У меня есть дочка. Таня. Тюнечка. Ей всего двенадцать. И я как мать не хотела бы, чтобы моя Тюнечка видела на экране такое! – Голос Софьи Николаевны звенел и дрожал.

И весь худсовет разводил руками. И вычеркивал поцелуи и объятия.

Она постоянно призывала Тюнечку на помощь. Как мать и как редактор.

Тюнечка меж тем росла.

Она окончила школу, потом ВГИК, вышла раза три замуж и в итоге пришла работать на ту же самую студию. Заседать в том же самом худсовете. Такая грузноватая тетенька под тридцать.

А Софья Николаевна все вскакивала со стула и говорила:

– Нет, позвольте я скажу уже не как редактор, а как мать! Я как мать не хотела бы, чтобы моя Тюнечка видела…

Тюнечка громко вздыхала и говорила:

– Мама, не смеши людей. Я уж такого навидалась…

– Но не в наших фильмах! – отвечала Софья Николаевна.

И весь худсовет согласно кивал.

Серега Касаткин работал в системе водоканала. Задача его была – ловить презервативы, которые попадали через канализацию в последний очистной водоем. Оттуда вода шла уже в реку, а эти изделия забивали сетки и тормозили сток. Поэтому Серега два раза в день надевал непромокаемый костюм и желтый спасательный жилет, брал сачок и сетку, садился в резиновую лодочку и выплывал на широкое зеркало почти ничем не пахнущей воды.

Вода тихо вращалась, поэтому презервативы скапливались в середине. Они были похожи на нежных черноморских медуз. Особенно много их было по вторникам. После некоторых подсчетов Серега понял, что главный любовный день в городе – суббота, а до последнего водоема резинки добираются где-то через трое суток. И попадают в его сачок.

Эти мысли Серега держал при себе. С кем про такое поговоришь? Друзьям и девушкам он объяснял, что работает рафинатором , то есть отвечает за очистку важнейшего стратегического продукта на секретном предприятии. Если подумать – чистая правда. Но все равно неприятно, что нельзя сказать прямо. Поэтому Серега хотел стать охранником, ходить в камуфляже и метелить всяких козлов. Но было страшновато. Поэтому козлов он метелил в уме, а в жизни брал сачок и отплывал от бетонного берега. Тем более что платили ему неплохо. Не много, конечно, но и не сказать, что сущие копейки.

Однажды Серега купил горящую путевку в Прагу. Гулял среди туристов по Старому городу, пиво пил в кафе. Улочки такие, черепица, булыжник. Вдруг видит – Музей средневековых орудий пыток. Интересно! А рядом туалет. Решил зайти на всякий случай. Туалет платный. Десять крон. По-нашему – пятнадцать рублей. Нормальная цена. Спустился вниз, в подвал. Протянул монетку в окошко. И увидел, что на кассе сидит мужчина.

Сделав все дела и вымыв руки, Серега задержался у кассы, отошел в сторонку и стал смотреть на кассира. Немолодой, даже седой немного. Приятное серьезное лицо. Рубашка в клетку. Обручальное кольцо на пальце. Улыбается посетителям, сдачу им дает, отвечает на вопросы.

Сереге вдруг захотелось поговорить с этим человеком. Как с отцом или старшим братом. Про жизнь, работу и вообще – зачем все это, в чем смысл и толк.

Кассир увидел, что на него смотрят, улыбнулся и спросил что-то.

Серега вспомнил, что не знает ихнего языка.

Махнул рукой и пошел смотреть орудия пыток.

Лена очень ценила своего мужа, но ей не нравился его нос. Длинный и тонкий, с большими высоко вырезанными ноздрями. Перегородка видна, розово-коричневая такая. Особенно противно, когда насморк.

Лена не хотела, чтобы у нее родился ребенок с таким вот носом. Она так этого боялась, что разучилась беременеть. Не только от мужа, но и вообще, извините. Однако годы шли, и ребеночка все-таки надо было. Хотя бы посредством новейших медицинских процедур. А у мужа был товарищ, вообще друг их семьи, Кутя его звали, похож на этого артиста, ну, в этом фильме играл, где он с ней потом на поезде едет. Нордический такой блондин, красивый и курносый.

Главное, что мама Лены была вылитый этот самый артист, как же его звали-то… Да! Рекс фон Зандов. Просто как родная сестра. Даже удивительно.

Можно будет сказать, что ребенок на бабушку похож. Ей нравились такие мужчины, как Рекс фон Зандов. В смысле как Кутя.

Поэтому однажды она встретилась с ним на улице и с ходу сказала, что хочет ребенка от другого мужчины. То есть от него.

– Я же друг всей вашей семьи! – возмутился Кутя. – Я друзей не предаю!

– Раз ты друг всей нашей семьи, значит, и мой тоже, – нашлась Лена. – И потом, я же не в постель тебя зову! Дай мне пробирочку, и все дела.

– Как это? – не понял Кутя.

– ЭКО, – сказала Лена.

– В смысле Умберто? – спросил начитанный Кутя.

– Почти, – сказала Лена. – В смысле экстракорпоральное оплодотворение. Делают в специальной клинике. Недешево, кстати. Пробирку дашь, нет?

– Дам, – сказал Кутя. – Через неделю. А пока буду кушать мясо и не выпивать.

Лена чмокнула его в щеку и умчалась.

А Кутя позвонил ее мужу и рассказал ситуацию. Для красоты присочинил, что много лет как влюблен в Лену. Тот даже заплакал от такого благородства. Они решили: в назначенный день Кутя передаст Лене пробирку со спермой законного мужа, и все будет правильно.

– Ты только смотри! – сказал Кутя. – Кушай мясо и не выпивай!

Сказано – сделано.

Кутя, передавая пробирку, нежно поцеловал Лену и даже погладил ее по животу. Она смущенно оттолкнула его руку, но потом сжала его пальцы и долго так держала.

Родились близнецы. Оба якуты. Ну, или буряты. Поди теперь разбери!

Муж, бедняжка, решил все сделать по науке. Гигиенично. Пошел в клинику, деньги заплатил, и там ему эту пробирку приготовили .

Бывает. Зато носы у ребят почти такие, как Лена хотела.

Четвертую неделю он сидел за столиком на террасе и смотрел на курортную толпу. Странно, как по-разному выглядят молодые и пожилые пары. Девушки – такие тонкие, с нежными умными лицами, а парни такие вульгарные, потные и плохо побритые, любители пива и футбола. И наоборот: красивые благородные старики, а с ними – тяжелые мещанки с глупыми прическами.

Он понял, что означают эти мысли, и громко засмеялся.

К нему тут же подошла официантка. Блондинка с натруженными от постоянной улыбки скулами.

Он отмахнулся:

– Danke, danke…

– Bitte, – сказала она. – Или чаю принести?

– Соотечественница? – хмыкнул он. – Что, поговорить не с кем?