после ареста, будучи в бессознательном состоянии вследствие нанесённых охранниками ран, арестованный был направлен в полицейский участок, где истязания продолжались несколько недель. В ходе предварительного следствия 7 месяцев он содержался в подвале, являясь объектом неслыханных издевательств и унижений. По причине изоляции он был на грани потери зрения. В марте 1941 года его перевели в городскую тюрьму, в которой держали 3 года. Выводили на прогулку один раз в день на 20 минут в связке с надзирателем».

После длительных юридических процедур в мае 1944 года суд федерального округа Мехико вынес окончательный приговор: 20 лет тюремного заключения (высшая мера наказания в стране).

Мексиканские спецслужбы усиленно искали в убийстве Троцкого советский след и пытались выяснить подлинное имя арестованного. Однако никакие допросы не смогли заставить его признаться в связях с советской разведкой. Лишь спустя много лет один из бывших активистов испанской компартии и участник гражданской войны в Испании предал его, сообщив мексиканским спецслужбам, что в тюрьме находится Рамон Меркадер. Мексиканцы смогли получить на него из испанских полицейских архивов подробное досье.

Когда личность Жака Морнара была установлена, перед лицом неопровержимых улик он признал, что на самом деле является Рамоном Меркадером и происходит из богатой испанской семьи. В то же время до последнего дня заключения он отрицал, что убил Троцкого по заданию советской разведки. Во всех своих заявлениях Меркадер неизменно подчёркивал личный мотив убийства.

Из воспоминаний заместителя начальника внешней разведки генерала П. А. Судоплатова: «В августе 1940 года, спустя два-три дня после ликвидации Троцкого, когда я направил короткий рапорт Берии, было принято решение о том, что Эйтингон и Каридад вернутся домой самостоятельно. А оставшиеся деньги, которые были выделены на проведение операции, намечалось использовать для поддержания Рамона Меркадера, находившегося в тюрьме, для оплаты адвокатам.

Именно тогда Сталин произнес фразу: “Мы будем награждать всех участников этого дела после возвращения домой. Что касается товарища, который привёл приговор в исполнение, то высшая награда будет вручена ему после выхода из заключения. Посмотрим, какой он в действительности профессиональный революционер, как он проявит себя в это тяжёлое для него время”».

И. В. Сталин исключительно высоко оценил заслуги всех участников операции «Утка».

17 июня 1941 года Эйтингон, Каридад Меркадер и Судоплатов были приглашены в Кремль, но не в Свердловский зал, как обычно, а в кабинет Калинина, где тот вручил им коробочки с орденами. Каридад Меркадер и Наум Эйтингон получили ордена Ленина. Павла Судоплатова наградили орденом Красного Знамени. Ордена также получили члены боевой оперативной группы Лев Василевский, Иосиф Григулевич и Павел Пастельняк, принимавшие непосредственное участие в реализации операции.

По крайней мере дважды поднимался вопрос о досрочном освобождении «Раймонда» под залог. Но один из высших судебных авторитетов Мексики заявил в доверительной беседе: «Единственный путь к освобождению — его полное признание во всем». Но «Раймонд» продолжал упорно отрицать связь с советской разведкой.

Отбыв в заключении 19 лет 8 месяцев и 14 дней, Рамон Меркадер вышел из тюрьмы 6 мая 1960 года.

После освобождения он женился на мексиканке Рокелии Мендоса и вместе с женой был переправлен в Советский Союз. В Москве он получил советское гражданство и документы на имя Рамона Ивановича Лопеса. 31 мая 1960 года «за выполнение специального задания и проявленные при этом героизм и мужество» Р. И. Лопесу было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда». 8 июля 1960 года награды ему вручил тогдашний председатель КГБ А. Н. Шелепин.

В докладной записке КГБ на имя Н. С. Хрущёва о Рамоне Лопесе было сказано: «В силу своей безграничной преданности делу коммунизма и Советскому Союзу в период следствия и судебного разбирательства, а также на протяжении почти 20-летнего пребывания в тюрьме в условиях не прекращавшейся против него кампании угроз и провокаций, проявил смелость, стойкость и высокую идейность, присущие настоящему коммунисту, и сохранил в тайне свою связь с органами государственной безопасности Советского Союза».

«Павел Судоплатов»

<Отметим, что в то самое время, в 1960 году, когда Рамон Меркадер наконец-то вышел на свободу, генералы Судоплатов и Эйтингон давно уже пребывали в «знаменитом» Владимирском централе, откуда Наум Исаакович будет освобождён в 1964 году, а Павел Анатольевич — в 1968-м.

Что ж, недаром говорится в Писании, что многие знания порождают скорби — а эти люди знали очень и очень многое из того, что на высшем государственном уровне предпочиталось забыть…>

После успешного завершения операции «Утка» авторитет Павла Судоплатова среди руководителей внешней разведки, НКВД и государства значительно вырос. Этому способствовали и обстоятельства, о которых мы подробно говорили выше.

«Павел Судоплатов»

Великую Отечественную войну Наум Эйтингон встретил на посту заместителя начальника внешней разведки. После возвращения в Москву по завершении операции «Утка» и непродолжительного отдыха в мае 1941 года он был назначен заместителем начальника 1-го управления НКГБ СССР, как тогда именовалась разведка.

«Эйтингон»

Глава 11.

Мировая война началась

Если говорить честно, то и сам «первый маршал Польши и начальник Польского государства» (официальные титулы Юзефа Пилсудского) признавал, что взаимоотношения польского и немецкого народов характеризовались как «тысячелетняя ненависть» (подчеркнём: данное чувство было взаимным!) и, чтобы она оказалась забыта, должно пройти немало времени. Признавал он это с горечью, так как сам являлся сторонником сближения Польши и Германии. Однако расстояние между общественным мнением и польской внешней политикой было слишком велико, и «низы» трезвели гораздо быстрее «верхов», которые почему-то — везде и всегда — считают, что они лучше всех остальных знают и понимают, в чём именно состоит народное счастье и каким путём им следует вести страну. Вот и вели — в кильватере германской политики. А ведь даже источник, находящийся в посольстве Финляндии в Варшаве, информировал свой МИД (а заодно и советскую разведку) о том, что «отношение польской общественности к Германии... до некоторой степени переменилось. Главная причина этого, несомненно, кроется в боязни того, что после Чехословакии наступит очередь Польши».

Отрезвление «на высшем уровне» пришло слишком поздно, когда в марте 1939 года немцы потребовали от Польши возвратить им так называемый Данцигский коридор.

Сегодня, однако, мало кто знает, что это за «коридор» и куда он ведёт, а потому не лишним будет уточнить, что Данциг — это современный Гданьск, полумиллионный польский город, промышленный центр и крупный порт, расположенный в дельте реки Вислы, которая через 15 километров впадает в Гданьский залив Балтийского моря. В XII—XVI веках Данциг входил в состав Ганзейского союза городов, а потом стал «Королевским Польским Городом Данцигом», сохранив особые права и привилегии.

Затем, согласно Версальскому договору 1919 года, он был даже признан самостоятельным государством под названием «Вольный город Данциг», но, в общем-то, под польским протекторатом. К тому же Польше было предоставлено право преимущественного использования Данцигского порта. А главное, что Польша вдобавок получила хотя и узкий, но открывший ей доступ к Балтийскому морю кусок германской территории, спешно наречённый поляками Померанским воеводством, также ещё его называли «Польский коридор», и этот «коридор» отрезал Восточную Пруссию (ныне Калининградская область Российской Федерации) от остальной Германии.

Это был весьма щедрый подарок для Польши (за какие такие заслуги в сражениях Первой мировой войны?!) и оскорбительная, более того — унизительная потеря для Германии. Можно было ещё понять и как-то стерпеть, что в 1919 году к победившей Франции отошли извечно спорные Эльзас и Лотарингия, но отдавать Данциг и часть балтийского побережья той самой Польше, которая давным-давно утратила своё былое величие, превратившись в скандальную европейскую приживалку? Кажется, что кем-то очень коварным и расчётливым намеренно закладывались в условия Версальского мирного договора, завершившего Первую мировую войну, те положения, что вскоре спровоцируют начало