Но вместе с яростью она ощущала внутреннюю необходимость признать, что, напортив, он сам все исправил. Мир, прежде казавшийся ей похожим на тщательно раскрашенную картинку, теперь стал настоящим, осязаемым, живым. Она наслаждалась разноцветьем оттенков, нежными и резкими запахами, приятным ласкающим ветерком и даже болью — все это было настоящим, неподдельным, не одной лишь реакцией тела, но и духа.

И чувства Дика она ощущала тоже. И осознавала, что может, если пожелает, оттолкнуть его руку. Теперь ее не связывали никакие обязательства, которые раньше она воспринимала как требования собственной чести.

Но именно сейчас ей больше всего хотелось остаться с ним. Она поняла, что тоскует по нему почти так же, как и по отцу. Только отец мертв, ничто уже не вернет его к жизни.

А Дик жив. Он должен прийти за ней. Иначе окажется, что она ошиблась, а это будет чертовски неприятно. Конечно, он придет. Нужно только набраться терпения. Он не одержимый, нет, Далхан либо лжет, либо заблуждается. Дик не одержимый, потому он не полезет в замок наобум, сперва подготовится. Так и должно быть.

— Прости, любимая, но я говорю правду, — сказал Рэил.

— Не смей меня так называть!

— Прости. Но я говорю лишь то, что думаю.

Он подошел и попытался накрыть ее ладонь своей. Она отдернула пальцы. Далхан коротко вздохнул, не пытаясь настаивать.

— Поверь, со мной тебе будет лучше, чем с этим авантюристом. Он драчун по натуре, ничто, кроме войны, его не интересует.

— Неправда. Его интересует и кое-что еще.

— Добыча? — снисходительно улыбнулся Далхан.

— Нет. Еще Господь.

Если она хотела задеть Далхана, то преуспела — он помрачнел. В глазах вспыхнул тусклый огонек, который тут же погас. Осталась лишь маска отстраненности.

— Религия, которую он исповедует, — вера рабов и господ, которые сами легко становятся рабами. Вера угнетателей и угнетаемых по собственному желанию. В противоположность моей, которая принадлежит духовно свободным людям.

— Сдается мне, я слышала нечто иное. Служение злу, не так ли?

— Уже сама формулировка должна натолкнуть умного человека на мысль, что так говорят о моей вере люди, одержимые манией преследования. Сама посуди, что такое служение злу? Как ты себе это представляешь?

— Ходит адепт и всем делает пакости. — В голосе Серпианы почти не было заметно иронии. Кто-то плохо знаюший ее мог принять это за чистую монету.

Далхан смотрел на собеседницу со снисходительной улыбкой, как на очаровательное в своей наивности дитя.

— Тебе самой не смешно?

— Не очень.

— Зло — понятие относительное. Зависит от того, с какой стороны смотреть. Что для одного человека зло, для другого может быть благом. Порой злом называют стихийное бедствие, верно? А ведь природа не может быть злой или доброй, она такова, какова есть, и с этим приходится мириться. Что же тогда зло?

— Зло — это свойство и предрасположенность человеческой натуры, проистекающие из стремления добиваться выгоды для одного себя. Со стремлением этим надо бороться. А вы его пестуете.

Далхан смотрел на девушку очень серьезно. От снисходительной улыбки не осталось и следа. Всем видом он теперь демонстрировал, что спорит с достойным противником.

— Я не ошибся в тебе, Йерел, — сказал он. — Ты очень умная девушка. И ты поймешь то, что я хочу тебе сказать. Все пороки человеческой натуры проистекают из искусственного принижения ее христианской религией и властью бессмысленно жестокого, злобного Бога. Если на человека непрерывно давить, он поневоле начнет бунтовать в душе, и этот бунт примет самые уродливые формы. В своих проповедях я стремлюсь вернуть людям гордость, заставить их перестать быть «рабами Божьими». Вот мерзость, ну какому нормальному божеству нужны не дети, а рабы, скажи мне? Человек без чувства собственного достоинства — не человек. У раба гордости нет. А пока ее нет, человек неспособен обрести самого себя и понять все хорошие стороны своей натуры. Человек по природе благ!

— Человек по природе своей совершенно аморален.

— Мораль — побрякушка и искусственные шоры, придуманные для принижения человека. Настоящий человек должен следовать лишь велениям собственной чести, а не придуманной кем-то морали.

— Сказанное справедливо для человека с уже сложившимися принципами, воспитанного на доброй почве. Для того чтобы он мог себя развить, должен быть заложен хороший фундамент. Этот фундамент — воспитание.

Хозяин замка укоризненно покачал головой:

— Представь, что кто-нибудь начнет вдруг тебя воспитывать. Как ты к этому отнесешься?

— Не знаю. Зависит от того, как, когда и кто. Христианство, как я поняла, предлагает самый лучший путь воспитания. Оно закладывает добрую основу и выпускает дух в мир вооруженным надежными принципами.

Далхан уже открыл было рот возразить, но тут в дверь постучали.

— Что такое? — недовольно бросил Рэил.

— Милорд… — невнятно донеслось из-за приоткрытой створки.

— Что?

Он подошел к двери и выглянул в коридор. О чем он разговаривал со своим человеком, Серпиана не слышала да, в общем-то, и слышать не хотела. Тем более что хозяин замка разговаривал на незнакомом пленнице языке (прочесть заклятие понимания чужого языка девушка не могла, поскольку Рэил дальновидно наложил на нее магический блок). Она покинула кресло, подошла к окну, боком присела на подоконник. Окно выходило во внутренний двор, и там сейчас полным ходом шла работа.

Далхан, побеседовав вполголоса пару минут, обернулся:

— Тебе придется оставаться здесь. Извини, это для твоей же безопасности, поскольку твой бывший жених мои ожидания оправдал.

Дрожь сотрясла Серпиану с ног до головы, она вскочила на ноги и вскрикнула:

— Не бывший, а настоящий! — И тут же пожалела, что позволила себе вспышку. Нельзя показывать свои чувства тому, кто держит тебя в плену.

Жрец Ангела Тьмы поморщился и закрыл дверь.

— Что там еще за армия? — раздраженно спросил он своего офицера.

— Поднимитесь на стену да и посмотрите, — хмуро ответил тот. — Что уж я буду объяснять.

Когда Рэил оказался на зубчатом гребне внутренней стены, внешний круг обороны был уже взят. Часть нападающих дорезала защитников замка на стенах и валах, остальные рассыпались по долине. Действовали чужие отряды слаженно и продуманно, блокируя замок отовсюду, откуда можно. Даже через канал, соединяющий ров вокруг внутреннего круга стен с ближайшей рекой, сноровисто перевозили сеть.

Побелевший от гнева Далхан повернулся к офицеру:

— Как такое могло случиться?

— Они появились сразу из четырех врат. Врата были раскрыты неожиданно. Прямо на стены. И оттуда повалили толпы чужих солдат.