дискуссию. — Да, есть те, кто поглощает газеты и книги от корки до корки. Но большинство людей избирательны. Для них мы и будем выдумывать яркие заголовки, привлекающие внимание. Никто не говорит, будто мы должны писать что-то вроде «Гигантская саранча в штате Айова загрызла школьный автобус». Нет! Не путайте, пожалуйста, просто громкие заголовки с интересными. И если вы дадите мне договорить, то сами сделаете те же выводы.

Разгоревшаяся перепалка лишь подогрела интерес журналистов к моим словам. Метелина, поняв, что я все равно буду стоять на своем, притихла, но явно не сдалась. Наоборот, смотрела на меня теперь снисходительно: мол, давай-как, щенок, расскажи нам о журналистике. Хотя, быть может, и я сейчас на эмоциях преувеличиваю. Скепсис тоже нужен, главное, чтобы он был здоровым. А не просто ради поспорить.

— Итак, — я продолжил. — У нас есть всего несколько секунд, чтобы зацепить читателя заголовком. Возьмем, к примеру, вот этот материал, — я взял заранее заготовленную газету. — Как он озаглавлен? «Гордость района». Не спорю, информационный повод отличный — рекорд по надоям молока в тысяча девятьсот восемьдесят пятом. Но заголовок тухлый, уж простите меня за резкость. Потому что точно так же можно было назвать и статью про деревенских механизаторов, которые собрали самодельный комбайн. Или про животноводов, которые получили награду на ВДНХ. Понимаете, о чем я?

— Мы должны заинтриговать читателя, — подала голос Зоя Шабанова. — Чтобы заголовок был ярким и буквально заставлял прочитать подробности.

— Именно, — подтвердил я. — Почему бы не назвать статью, скажем, «Сто вагонов молока»?

— Так интересней, — кивнул Бульбаш, к нему присоединился Шикин, а потом и другие журналисты. Кроме Метелиной, которая и написала про «гордость района».

— Теперь другой пример, — я быстро нашел статью самого Виталия Николаевича, чтобы не быть пристрастным. — Два года назад вышло интервью с Прасоловым, предшественником Анатолия Петровича Краюхина на посту первого секретаря. И что мы видим? «Геннадий Прасолов отвечает на вопросы».

Бульбаш, узнав собственный текст, понурился и опустил взгляд. Хотя в целом его заголовки меня радовали — он был одним из немногих, кто не стеснялся оригинальничать. Например, статью про дорожный ремонт назвал «Скатертью дороги». Не бог весть что по меркам двадцать первого века, но довольно смело для советской районки восьмидесятых. А тут вдруг такой нечитаемый официоз.

— А я вот нашел интересную фразу, — невозмутимо продолжил я. — Прасолов рассказывает, как во время паводка он на вертолете зону подтопления облетал. А когда спустился и выходить стал, ему от ветра галстук по лицу заехал. Так Прасолов его тут же стащил, в карман убрал и пошутил: «Жизнь заставит, и галстук снимешь». Чем не цитата для заголовка?

— У меня вопрос, Евгений Семенович, — гордо подняла руку Людмила Григорьевна. — Если все эти заголовки неправильные, как же вы их в свое время пропустили?

Ее глаза ехидно блеснули, тихая бабушка, решившая сегодня побыть моим оппонентом, предвкушала победу.

— Потому-то и пропустил, — улыбаясь, ответил я, — что сам был таким же. Неправильным. Но никогда не поздно меняться, особенно в лучшую сторону.

Глава 39.

Время летело как птица-тройка-перестройка. Я продолжал закапываться в архивные номера, вспоминал интересные фишки из будущего, которые можно было использовать в газете. Параллельно писал статью о чернобыльце Павлике и в фоновом режиме ждал звонка от секретарши Краюхина по поводу интервью.

Питание я себе все же постепенно нормализовал, про курение даже не думал, а с вечера четверга начал бегать. Велосипед пришлось пока поставить на балкон, потому что пусть первый октябрьский снег и сошел, но погода уже не располагала к прогулкам на железном коне. Васька целыми днями сидел дома один и дрых, активизируясь после моего прихода домой с работы. Я даже подумывал взять ему подружку, чтобы тусовались вдвоем и не скучали, но решил не испытывать судьбу, увеличивая поголовье котов в отдельно взятой советской квартире.

Я еще разок заглянул на репетицию к своим музыкантам, узнал, что они все же переименовали группу в «Бой с пустотой», а еще выбрали единый стиль — джинсы-«варенки» и безрукавки из пиджаков от школьной формы. Нашивки находились в процессе изготовления, их было решено закрепить на левой стороне груди, к сердцу. В общем, ко вторничному концерту ребята готовились тщательно, и я был за них горд.

Это было вчера, в четверг, а сегодня в семь вечера меня ждали в подвале дома номер шесть по Пролетарской улице — там, где находилась «качалка» Вовки Загораева. На неформальные соревнования я планировал прийти не один, а с фотографом Леней Фельдманом и корреспондентами Никитой Добрыниным и Аркадием Былинкиным. Наших почтенных журналистов в возрасте и девчонок брать не рискнул — для первых это был бы шок по всем статьям, а вторым пришлось бы отбиваться от настойчивых ухаживаний качков. Все-таки женщины в тренажерном зале — это пока не самая привычная деталь советского быта. Кстати, об этом, пожалуй, тоже стоит упомянуть в статье о «качалках», задав риторический вопрос о равноправии.

Но самое главное, в отличие от прошлого раза отдельные материалы для номера уже были готовы заранее, так что упади на меня сверху необходимость его напечатать сегодня, я бы справился и с этой задачей. У меня даже оставались в запасе материалы о людях труда и парочка других, более универсальных — на случай форс-мажорных обстоятельств. Например, если Краюхин все же слишком затянет с согласием на интервью. А еще я тем самым вычищал себе время для собственного текста об андроповском ликвидаторе. Было ясно, что одной его историей не обойтись. Потому-то я и провел подготовительную работу, причем довольно-таки обширную с учетом ограниченных возможностей этого времени.

Во-первых, я еще раз созвонился с Павлом и попросил у него номера телефонов тех, с кем он сдружился в Чернобыле. Во-вторых, через Громыхину я вышел еще на нескольких ликвидаторов из нашего города. Не все захотели со мной общаться, но даже те десятеро, которые пошли мне навстречу, дали мне много полезной фактуры. Почти все за редким исключением в виде одного моего собеседника рассказали о проблемах со здоровьем, причем у каждого было что-то свое. У кого-то волосы выпали сразу на всем теле, даже ресницы и брови, кто-то мучился повышенной утомляемостью, еще несколько человек словно под копирку жаловались на сердце. География пострадавших благодаря приятельским связям Павлика оказалась расширенной — мне довелось поговорить с парнями из Калинина, Ленинграда, Свердловска и Куйбышева. Такой разброс придавал основной идее мой статьи большей авторитетности, но не хватало еще кое-чего. Мнения специалистов и данных медицинских обследований. И вот тут я сделал большую ставку на Аглаю Тарасовну.

Я специально выкроил время в середине дня и подъехал вместе с водителем Севой к городской поликлинике. Предварительно я выяснил приемные часы Ямпольской и подгадал момент, когда она закончит работать. Ломиться к ней в кабинет без записи я не рискнул — молодая красавица-доктор была принципиальной и запросто могла выставить меня взашей за такую наглость. А потому я решил действовать мягче.

— Кашеваров? — удивилась она, выходя из кабинета следом за последним принятым пациентом. — Здравствуйте. А я вас сегодня не ждала, вы же должны были записаться на тридцать первое. Плохо себя почувствовали?

— Да нет, Аглая Тарасовна, вовсе наоборот, — я улыбнулся во все свои тридцать два зуба. — Я теперь бегаю по вечерам кросс, катаюсь на велосипеде, сменил режим питания, да и вообще…

— Постриглись под Криса, — неожиданно улыбнулась Ямпольская. — А вам идет. Даже помолодели. Продолжайте в том же духе, и все ваши болячки очень быстро уйдут. Ведь то, на сколько лет человек себя ощущает, тоже сказывается на здоровье.

От неожиданности, что Аглая Тарасовна сделала мне комплимент, я даже не сразу понял, какого Криса она имеет в виду. А потом вспомнил — так звали персонажа из «Великолепной семерки»[47], которого сыграл актер Юл Бриннер. Но черт с ним, с этим Крисом — я произвел хорошее впечатление! Пусть даже на линии отношений «врач — пациент». Кстати, интересно, почему я эту довольно-таки молодую женщину даже в мыслях называю по имени-отчеству? Не Аглая, а именно Аглая Тарасовна? От безграничного уважения? Или трепета перед ее профессией?

— Спасибо, — сказал я вслух. — Не без ваших стараний обошлось. Но я к вам совсем по другому поводу.

— Слушаю вас, — внимательно посмотрев на меня и посерьезнев, кивнула Ямпольская.

— Я на машине, — сообщил я. — Вы не будете против, если я вас подвезу? Не хочется вас задерживать, а поговорить надо.

— Благодарю, Евгений Сергеевич, но я лучше пройдусь пешком, — покачала головой докторша, по всей видимости, превратно истолковав мое