Грохнул дверной колокольчик. Ванзаров вылетел из сна. На часах было восемь. Кто бы мог быть? Для сыска он в отпуске. Если опять находка в «Аквариуме»… Он кинулся, как был, босиком и в распахнутой сорочке.

На пороге стояла Клара Ильинична. Лицо тетушки было проплакано, как сырая губка. Глаза покраснели, она прикрывала их платочком.

– Что случилось? – спросил Ванзаров.

– Ларочка… она… не ночевала… дома…

Он испросил две минуты, чтобы привести себя в порядок.

Тетушка вошла в жилище холостяка, неодобрительно осматриваясь. Ванзаров успел надеть пиджак на мятую сорочку. Он предложил один из двух имевшихся стульев. Не было даже холодного чая. Угощать даму в слезах водой из крана было бы слишком дерзко.

Не нужна была психологика, чтобы понять: Клара Ильинична не спала всю ночь. Она была в том же платье. Но бежать на поиски Ванзаров не спешил. Психологика подсказывала другое. Любимая племянница вертела престарелой тетушкой как хотела, что позволяют себе любимые, но избалованные чада, которые ни в чем не знают отказа. А раз так, то Ларочка наверняка не рассказала, что за получение контракта юной актрисе надо быть готовой к некоторым обязательствам. Театр «Аркадия» в смысле широкого понимания обязанностей актрис ничем не отличался от прочих частных заведений. Объяснять напрямик, почему племянница не ночевала дома, Ванзаров не мог. Тетушке предстоит узнать самой, что такое жизнь актрисы. Он только предположил, что в «Аркадии» представления затягиваются до утра.

Клара Ильинична высморкалась со всей простотой старого человека, которому было не до приличий.

– Ларочка не в «Аркадию» поехала… – проговорила она тяжкое признание.

Ванзаров постарался не давать воле логике, которая встала на дыбы.

– В какой театр поехала госпожа Савкина?

На него обратили мучительный взгляд.

– Простите меня, старую… Соврала вам… Не знаю, куда Ларочка поехала… У них всё приметы, то не скажи, здесь плюнь через плечо… Актерские штучки… Уж как ни просила, так и не сказала, где ей контракт обещан… Чтобы не сглазить… Простите меня, господин Ванзаров…

– У нее бывали прослушивания, когда так задерживалась?

Тетушка зарыдала в платок. Красноречивый ответ.

– В котором часу Лариса уехала из дома?

– Около четырех, – ответила тетушка, бурно сморкаясь.

– Так принято – актрис ближе к вечеру прослушивать?

На него махнули платочком.

– Что вы, не бывало такого… Не позже полудня, а то и раньше. Ларочка в день прослушивания с утра распевалась… А тут… – Клара Ильинична погрузилась в слезы.

Ванзаров еще не мог решить, что делать.

– Лариса не говорила, что встречалась с мадемуазель Вельцевой?

Пожилая дама не скрывала удивления:

– И как угадали? Знать, настоящий сыщик… И то верно: Ларочка рассказала, что третьего дня, кажется, ходила в «Неметти», на прослушивание, выходит на Офицерскую, а ей навстречу Вельцева… Поздоровались, Ларочка рассказала, что ее не взяли, пошли в кофейную… Поболтали… Так Вельцева обещала ей помочь… С кем-то важным познакомить, чтобы протекцию сделать…

– С кем именно? В каком театре?

Тетушка ничего не могла ответить. И только плакала горько.

Ванзаров утешил как мог, то есть сказал, что все будет хорошо, можно не волноваться. Кларе Ильиничне велено было сидеть дома и ждать вестей. Никуда ее милая Лариса не делась. Слова успокоили, тетка ушла с сухими глазами.

Завтракать и предаваться неге дивана было некогда. Ванзаров только надел чистую сорочку, расправил усы и вышел из дома. До греческих чемоданов руки так и не дошли.

На рисунке была изображена планировка декораций. Составлена рукой великого режиссера. Слово «великий» Варламов произносил иронично. Всем видом показывая, что думает о талантах этого господина. Но думай не думай, а монтировать завтрашнее представление придется. Икоткин выпал окончательно, запой был безнадежный. Варламов и двое имевшихся рабочих должны справиться до ночи. Напридумали, навертели кренделей, а делать руками должен мастер сцены. Тут тебе и гирлянды бутафорских цветов, и задник расписной, и подвесы в виде дворцовых люстр, полная роскошь. На своем представлении госпожа Отеро будет сверкать. Публике понравится.

Мастер сцены спросил у Вронского: что на второй акт монтировать, для Кавальери? И не получил никакого ответа. Режиссер заявил, что это не его дело. А чье же тогда? Никаких распоряжений Варламову не поступало. Неужто так и будет итальянка плясать и петь в чужих декорациях? Так поступить – совсем гордости не иметь. Или денег звезда жалеет? Так ведь декорации за счет хозяина «Аквариума», чего бы не разгуляться фантазии? Однако сомнения свои мастер держал при себе. И так в театре всякое болтают.

Изучив план декораций, Варламов прикинул, что начнет сразу после обеда, и сунул сложенный лист за пазуху. Он намерился выпить утреннего чаю.

– Здравствуй, Степан Иванович…

Варламов обернулся и пожелал того же. Господин этот из полиции теперь ему пришелся по сердцу. Простой, без гонора. Не то что пристав Левицкий. Редкой негодности человек. Мастер сцены доложил, что за мешком следил непременно. Как условились. Мешок на месте, с утра рано лично проверил. Висит и есть не просит.

– А позвольте, господин Ванзаров, вопросик…

Без любопытства человек театра прожить не может. Даже такой толковый. Ванзаров позволил.

– Говорят… Болтают тут у нас… – Варламов перешел на шепот, – …дескать у Кавальери украшения украли, обчистили сейф… Врут?

Каким ветром могла просочиться информация, чрезвычайно опасная для Александрова? У кого длинный язык? Платон на сплетника совсем не похож. Остаются только призраки, которыми пропитан воздух театра.

Ванзаров уверенно опроверг домыслы: если бы украли, уже бы полный театр полиции нагнали.

Варламов выслушал, кивнул, но сомнения остались.

– А что же тогда мадемуазель кричала как ненормальная, посуду била, а потом пристав наш драгоценный явился… Да и ваш друг с чемоданчиком прибыл?

Не нужны болтливые призраки, если умеешь делать вывод. Действительно, зачем Кавальери била вазы? Ответ нашелся близкий к правде. Дескать, Кавальери потеряла брошку, пришла в бешенство, подняла всех на ноги, а брошка нашлась за трюмо. Чуть не убила невинную гувернантку.

Версия попала в точку. Варламов удовлетворенно кивнул.

– Такая шалая, чуть что – посуду бить, – сообщил он. – И что она насчет декораций на бенефис думает, непонятно!

– А что она думает? – спросил Ванзаров, поглядывая в левый карман. «Кошка» цепляла крайний трос.

– Для Отеро целый сад монтировать будем, а эта хоть бы что попросила…