– Ожидаем сегодня, – и, не сдержавшись, тетушка поплевала через левое плечо. Чтобы не сглазить.

– Контракт на зимний сезон, полагаю?

Клара Ильинична поняла, что не знает ответа на простой вопрос: Ларочка об этом не заикалась. Но нельзя же ударить в грязь лицом.

– Разумеется… Зимний сезон.

Гость остался вполне доволен ответом. Он достал пару фотографических карточек и разложил на столе.

– Это подруги вашей племянницы?

Ну конечно! Вместе с курсов прибегали. Зиночка Карпова, Анечка Фальк. Милые девочки. Не такие красивые и талантливые, как Ларочка. Жаль бедняжек. Но ничего не поделать. Клара Ильинична расписала все их достоинства, о каких знала. Недаром столько раз угощала их своими пирогами и слушала девичью трескотню. Даже про снимки эти знала: после занятия по вокалу отправились в ателье на Невском. Нарочно попросили фотографа снять в одном ракурсе.

– Зинаиду Карпову давно не видели?

– Так ведь она в Саратов уехала, загостилась у своих…

– А что, госпожа Фальк получила уже ангажемент?

– Еще нет… Ей не к спеху, родители состоятельные.

Тетушка все ждала, когда приятный господин приступит к самому важному: предложению для Ларочки. Но он не спешил. Только собрал фотографии.

– У Ларисы, кажется, была еще знакомая… – Ванзаров запнулся, как будто вспоминая. – Некая мадемуазель Вельцева.

О, это имя Кларе Ильиничне было хорошо знакомо! Ларочка и Зина все уши про нее прожужжали. Такой талант, такая красавица…

– Она бывала у вас в гостях?

Приглашения передавала, да только та не шла, гордая больно для тетушкиных пирогов.

– Расскажите, что про нее Лариса говорила.

Да разве стоит слушать девичью болтовню? В голове у девчонки еще ветер, она такую чепуху мелет! Говорила Лариса, что смеялись они между собой: дескать, Вельцева похожа на Зинаиду. Но она лично считала, что совсем не похожа.

– Кроме того, что у Вельцевой хороший голос, что вам еще известно о ней?

Да была бы охота пустяками голову забивать! Но раз слово вылетело, Клара Ильинична припомнила странность, о которой говорила Лариса: мадемуазель эта все вуалеткой глаза прикрывает. Не иначе, в честь фамилии[22]. А в лице у нее какая-то странность: будто кожа натянута. Да что эти глупости слушать, девицы и не такое придумают. Чего совсем не было!

– Где найти мадемуазель Вельцеву, вам неизвестно?

Чего не знала, о том и говорить не могла. Как бы ни хотела тетушка услужить такому приятному господину.

Позвольте, а для чего он приходил?

Вопрос только завертелся на языке Клары Ильиничны, как гость встал.

– Завтра утром, как можно раньше, хоть в девять утра, прошу вас с Ларисой прибыть ко мне по адресу… – Ванзаров назвал свой дом на Садовой улице. Появляться в сыске на второй день отпуска было бы слишком вызывающе. Чего доброго, коллеги-чиновники пинками выгонят обратно.

– Надо, так прибудем, – ответила тетушка, окончательно сбитая с толку. – А позвольте узнать, с кем имею честь?

Ванзаров представился во всем грозном звучании своего чина.

У тетушки отвисла челюсть.

– Сыскная… полиция… – еле пробормотала она. – Да что случилось-то?!

– Прошу не беспокоиться. Занимаемся розыском одного мошенника-антрепренера, который обманывал молодых актрис. С Ларисы всего лишь надо снять показания.

Слова были сказаны уверенно. Но в сердце Клары Ильиничны поселилась тревога. Неясная и скользкая. Как плохое тесто.

– Прошу простить, Лариса точно отправилась в «Аркадию»? Не в «Алькасар»? Не в «Аквариум»?

Думая о своем и плохо понимая, о чем ее спрашивают, Клара Ильинична согласилась: точно, в «Аркадию».

В юности иногда приходят гениальные мысли. Капелло вдруг понял, что у него в кармане осталась огромная сумма: сто пятьдесят рублей. Завтра они уже будут ему не нужны. Так зачем же им пропадать?

Он шел по Невскому. На углу с большим проспектом висела большая вывеска. Русские буквы Капелло прочесть не мог, но по швейцару в позументах понял, что это дорогой ресторан. Такой, какой ему нужен.

Швейцар не хотел пускать молодого человека в поношенном пальто. Но Капелло, привыкший к такому обращению, просто показал деньги. Их же он показал метрдотелю, который не желал давать столик.

Его посадили в самом дальнем от сцены углу. Официант принес меню на французском, но Капелло плохо разбирал этот язык. Пришлось метрдотелю кое-как на пальцах объяснить, что такое пирожки, тельное, заливной судак и суфле с ананасом. Национальные блюда русской кухни. Капелло заказал все. Не от жадности. Он был молод и был голоден.

Ресторан казался огромным, таких в Европе он не видел. В Риме точно. Играл оркестр в военных мундирах, бегали официанты, кто-то поднимал гортанные тосты. Господа отлично проводили время. И не знали, кто сидит рядом с ними. Пусть и за дальним столиком. Такими мыслями Капелло подбадривал себя. Ему отчего-то стало грустно. Когда исполнение давней мечты вот-вот случится, теряется цель жизни. Капелло печально вздохнул.

Раздался вопль восторга. Он взглянул, что случилось. Вдалеке от него на стол вскочила дама, высоко задрав юбку. Она сделала несколько шагов, сбрасывая фужеры. Это вызвало у мужчин еще больший восторг. Кто-то махал оркестру и давал приказы, кидая купюры. Музыканты в мундирах заиграли испанский танец. Капелло узнал мелодию: дикая и необузданная. Дама взмахнула юбкой и начала танец. Капелло наконец узнал ее. Конечно, это была она: мерзкая гадина, бездарная тварь, продажная шлюха… Какими только словами он не награждал эту ненавистную женщину! Кулаки его сжались. У него есть револьвер. И почему бы не применить его прямо сейчас. Это будет подвиг не меньший, чем он задумал. Капелло хлопнул себя по карману и тут вспомнил, что сдал в гардероб пальто. А в нем револьвер и патроны. Он собрал всю волю, чтобы пойти за оружием и наказать это исчадие ада. Но тут появился официант с гигантским подносом. Блюда пахли изумительно, а Капелло был страшно голоден. Сглотнув слюну, он остался за столом. Да и танец кончился. Танцовщица замерла, задрав юбку до колен и откинув руку. Она потонула в мужских овациях. Сегодня она победила…

Время было выбрано рисковое, но верное. Полчаса назад закончилось представление на летней сцене в саду. Оркестр еще играл. Публика продолжала веселье на террасе ресторана. Господа навеселе в одиночку и в сопровождении певиц двигались к проспекту, заплетаясь в ногах. Их ждали извозчики. Никому дела не было до высокой дамы в темном платье, что тенью прошла мимо них. Лицо дамы прикрывала густая вуаль, что обращала ее в призрак. Никем не замеченная, она оказалась у дверей каменного театра. Легкий хруст замка, и дверь открылась. Сторож театра, привычно спавший под шум и гам у себя в каморке, не шелохнулся. Из-под юбки она достала потайной фонарь и сложенный лист. На листке от руки был прочерчен план коридора.