Мокрый асфальт холодил ноги.

Эхо четырех выстрелов отразилось от зданий, и четыре пули прошили металл «Хонды». Когда Софи выглянула из-за осколка стекла, торчавшего из двери, в ушах у нее звенело.

Грейзер и Винсент вернулись к вэну и теперь помогали Тальберту поднять Мортона и засунуть его в машину. Бенингтон прицелилась в одного из них, но не решилась стрелять, боясь случайно задеть Джима.

Двое мужчин исчезли вместе с ним в кузове, а последний – Грейзер? – повернулся и еще три раза выстрелил в сторону «Хонды». Софи успела укрыться за дверью как раз в тот момент, когда лопнула одна из покрышек, и машина осела, оставив ее без прикрытия.

Она услышала, как с шумом захлопнулась боковая дверь машины.

Детектив успела дважды выстрелить в Грейзера, пока тот обегал машину и усаживался за руль.

Заревел мотор, и Софи выскочила из-за «Хонды». Колеса вэна несколько раз провернулись, но потом поймали дорогу, и машина дернула через парковку.

Поставив ноги на ширину плеч, женщина прицелилась в заднее правое колесо «Джи-Эм».

Это было единственное мгновение с того момента, как она появилась на территории клиники, когда она смогла хоть как-то собраться. Заставила себя выровнять дыхание. Рассмотрела узкую полоску под стоп-сигналами и поняла, что это и есть покрышка. А потом представила себе белое облачко в том месте, где пуля прошьет скат. Водитель потеряет контроль над машиной, появится подмога, Джим будет спасен, а его похитители лягут на землю в наручниках.

Бенингтон выстрелила.

И еще раз.

И еще.

И еще, и еще, и еще.

Когда она нажала на курок в следующий раз, затвор замер в заднем положении. Из ствола вился дымок.

Вэн резко повернул – все четыре колеса оказались неповрежденными и завизжали на мокрой дороге. Машина стала быстро удаляться, ее двигатель работал на максимальных оборотах.

Промахнулась.

Семь раз подряд.

И теперь отец человека, которого она, может быть, любит, умрет.

Софи стояла под дождем, убитая своей неудачей.

Вдали послышались звуки сирен.

Она бросилась к своей машине.

Грант с шевелящимся одеялом в руках стал спускаться по лестнице. Он чувствовал, как завернутая в одеяло сущность вибрирует, словно камертон. У нее была такая высокая температура, что, казалось, одеяло только что достали из сушилки.

– Что происходит? – спросила Пейдж, шедшая в нескольких шагах позади брата.

– Оно готово уйти.

– Само сказало?

Мортон спустился с нижней ступеньки и прошел через прихожую к входной двери.

– Грант…

Он остановился.

– Что?

– Поговори со мной.

– Мне надо кое-куда его отвезти.

– А куда?

– Пока точно не знаю.

Мужчина повернулся и засунул ноги в сапоги. Свободной рукой он снял с вешалки свою куртку и накинул ее на плечо.

Пейдж появилась на последней ступеньке лестницы. Она сжимала перила, и глаза у нее были полны паники и печали.

– Теперь оно добралось и до тебя, – сказала она. – Ты стал таким же, как все те.

Грант переложил сверток из одной руки в другую и взглянул на сестру.

Одеяло зашевелилось.

Из него появился прозрачный отросток.

Пейдж отпрянула назад и успела поставить ногу на лестницу, пока брат укрывал его висящим концом одеяла.

– Я ни черта не понимаю, но я остался все тем же Грантом, – произнес он, сам полностью не веря своим словам.

– Ты же поднимался наверх, чтобы убить его.

– Мне пора.

– Это какой-то бред, Грант. Ты даже не знаешь, что оно велит тебе делать.

– Ты права. Но в твоем доме его больше не будет. И в твоей жизни тоже.

Детектив заметил, как глаза его сестры заблестели от подступивших слез.

– И что же здесь все-таки произошло?

Грант посмотрел на Пейдж. Что он мог на это ответить? Что, хотя он никогда не был отцом, он чувствует себя так, как будто держит на руках собственного сына? Что с каждым мгновением это чувство становится все сильнее и сильнее? И оно вот-вот превзойдет по силе тот защитный инстинкт, проявлявшийся в отношении сестры, когда ей было всего пять и она была единственным, что у него было в жизни?

– Я не могу тебе объяснить, – произнес он вместо этого. – Мне не хватает слов.

– Я не понимаю, что происходит.

– Я тоже.

– И что теперь?

– Я положу его в машину и поеду.

Пейдж разжала пальцы, сжимавшие перила, и вытерла глаза. Ее плечи расслабились. Подойдя к вешалке, она схватила свое пальто – темно-серый бушлат с деревянными продолговатыми пуговицами.

– Поедем на моей машине, – заявила она.

– Прости?

– Я сяду за руль. А ты будешь говорить, куда ехать.

– Пейдж, теперь это моя война. Мой гнет. Ты и так достаточно долго несла его. Тебе нет необходимости ехать.

Сестра надела пальто прямо поверх пижамы и натянула черные сапоги.

– А тебе не кажется, что нам пора перестать расставаться?

* * *

За исключением двух коротких попыток, которые его чуть не убили, Грант не выходил из дома вот уже полтора дня, и то, что он спускался по ступеням, не чувствуя приступов боли, подрывающей силы, казалось ему чем-то нереальным. Как будто он выходил из тюрьмы. Но он еще не доверял полностью своим ощущениям и в любой момент ожидал ослепляющего приступа мигрени.

На улице был проливной дождь – крупные капли разбивались о плитняк под ногами брата и сестры, пока они шли к тротуару.

– Ты где припарковалась? – крикнул Грант, перекрывая шум дождя.

– За углом.

Пока они шли по тротуару, Мортон прижимал сверток к груди, благодарный за тепло, исходившее от спрятанной там сущности.

Повернув за угол, они пошли вдоль кованой металлической решетки.

Пейдж опустила руку в карман.

Впереди крякнула сигнализация черной «Тойоты CV-R». Пейдж подбежала к машине и открыла заднюю дверь со стороны тротуара.

Грант нырнул внутрь.

Она захлопнула дверь.

В салоне стоял запах новой машины.

Дождь барабанил по крыше и ветровому стеклу.

Пейдж забралась за руль и включила двигатель.

– На двадцать пятое, – велел Грант.