Это ему не понравилось, но некоторое время молчал. И лишь потом пробормотал:

— На реке куда прохладней, мастер Маддердин. Наверняка на корабле вам будет лучше, нежели здесь. Прикажу приготовить каюту и хорошее вино, охлажденное на леднике. А может, какую-нибудь девочку, которая скрасила бы вам три дня пути?

— И правда полагаешь, что на такой жаре можно думать о девках? — Я снова прилег поудобней. Все тело мое было мокрым, словно только-только вышел из купели. — Хотя, — добавил я через миг, — может, это и хорошая идея.

Встряхнул головой и встал. Одним быстрым движением, поскольку знал: если буду раздумывать чуть дольше, снова решу, что лучше лежать.

— Готовь корабль, Мариус. На закате отплываем. Только пусть девка и вправду будет достойна трех дней, проведенных в одной каюте.

— Сделаем, мастер Маддердин, — лучился радостью. — Моя контора и склады в восточной части доков. Дорогу вам всякий покажет. Или даже так: пошлю после обеда паренька, чтобы вас проводил.

Наконец протянул руку и сердечно потряс мою ладонь. Были у него мягкие пальцы и изнеженная хватка. Я отпустил его руку и кивнул. Снова почувствовал себя до крайности вымотанным. Мариус ван Бохенвальд не сумел заразить меня своим энтузиазмом. Но провести три дня на удобном корабле наверняка лучше, нежели гнить в постели, полной вшей и клопов. Особенно учитывая, что мой кошель наполнится, купец покроет мое содержание, да и трехдневная компания какой-нибудь хезской красотки также придется кстати. С условием, что и вправду будет красоткой, а не портовой курвой, изможденной болезнями и работой. Что ж, посмотрим, сумеет ли Мариус ван Бохенвальд выразить свое почтение. А если не сумеет, всегда могу вернуться ко вшам и клопам.

Однако перед прогулкой в порт и перед тем, как навестить кораблик Мариуса ван Бохенвальда, я должен был узнать, кем является мой работодатель. Его фамилия ничего мне не говорила — но мало ли… Тем более память у меня не настолько хороша, как у Курноса. И конечно, в таком городе, как Хез, проверить лицензированного купца не столь уж трудно. Достаточно прийти в купеческую гильдию да просмотреть документы. Кому-нибудь другому было бы непросто отыскать необходимые бумаги, но вашего нижайшего слугу канцеляристы знали слишком хорошо, и никто не осмелился бы мне мешать. Поэтому я выяснил, что ван Бохенвальд приобрел годичную лицензию и имел рекомендации от двух известных купцов из Брамштедта, города, в котором жили его ближайшие и дальние родственники. Объявил об утрате кораблей и потребовал возмещение у страховщиков — расследование по делу еще продолжалось. Кроме того, арендовал на территории порта склад и контору. Документы гильдии, как всегда, были ясны, понятны и конкретны, а ваш нижайший слуга в очередной раз утвердился в мысли, что если хочешь получать прибыль, то следует заботиться о порядке.

— Да, да, бедный Мордимер, — сказал себе. — Когда-нибудь купцы и предприниматели завоюют мир, и благодаря этому истинную власть получат чиновники и юристы. А твоя достойная профессия отойдет во мрак забытья, поскольку все позабудут о моральной чистоте, а думать станут лишь о балансе расходов и прибылей.

Но надеялся, что это произойдет не при моей жизни.

Итак, Мариус ван Бохенвальд производил впечатление человека, которому можно доверять, но, признаюсь откровенно, не отказался бы проверить его более тщательно. Вот только погода в Хезе была настолько отвратительной, что я с облегчением думал об освежающей речной поездке.

В конце концов, как стало ясно из последующих событий, никакая, даже самая тщательная, проверка купца из Брамштедта не дала бы ничего, что мне бы пригодилось.

* * *

Корабль, принадлежавший Мариусу фон Бохенвальду, был обычной речной баркой. Широкой, с плоским дном, тупым носом и единственной мачтой. Но под палубой было удивительно много места для товаров, а бочки и тюки лежали даже на досках палубы, заботливо обвязанные веревками и накрытые старой парусиной. Экипаж состоял из татуированного от стоп до макушки капитана (был одет лишь в широкие шаровары, потому я мог хорошенько его рассмотреть), старого безносого рулевого и четырех матросов. Все были заняты погрузкой товаров, и лишь капитан стоял на борту да помахивал ремнем.

Увидел меня, когда я остановился у трапа, и обнажил в ухмылке беззубые десны.

— Прифецфую фас, хоспотин, на борту «Фесеннего Рассфета». Што снашит — у меня.

«Весенний Рассвет» было неплохим вариантом. Правда, именно этому кораблику лучше подошли бы «Плавающая Лохань» или «Притопленное Ведерко», но, знакомый с тем, как работает воображение моряков, когда дело касается придумывания названий, я даже не усмехнулся.

— Мы прихотофили каюту для фашей милости, — сказал он. — Посфольте, я фас профошу.

Мы сошли по крутым, грязным, как смертный грех, ступеням. Слева были деревянные дверки.

— Польше тут никохо нет, фаша милость, — пояснил. — Экипаш спит на палупе, а сюта, — махнул рукою, — они не схотят.

Отворил двери и пропустил меня первым. Каюта была крохотной. Помещались в ней лишь набитый сеном матрас, деревянный, окованный медью сундук и металлическое ведерко. У стены увидел широкий шкафчик. Но сильнее меня заинтересовала особа, лежавшая на матрасе. Оно и понятно: была это полунагая (полунагая, ибо под палубой было тепло и душно, почти как в моей корчме) молоденькая девушка с белой кожей, длинными светлыми волосами и торчащими грудками.

— Неошитанность и потарок от хоспотина Похенфальта, — сказал капитан, усмехнувшись. — Если я путу нушен, хоспотин, я к фашим услухам.

С поклоном попятился и закрыл за собой двери. Девушка на матрасе внимательно глядела на меня, не выказывая при том никаких чувств. Лишь провела, видимо неосознанно, языком по губам. Хорошенькие были у нее губы. Полные и красные — при белизне ее кожи это производило впечатление.

— И как тебя зовут? — спросил я, сняв плащ и рухнув рядом с нею на матрас.

— Энья, — ответила она негромко. — А вы и вправду инквизитор, господин?

— Можешь называть меня Мордимер, — предложил ей. — За эти три дня мы познакомимся очень близко, так что хочу слышать из твоих уст просто мое имя, а не это вот «господин».

— Как пожелаешь, Мордимер. Меня доставили сюда, чтобы я исполняла твои желания.

— И это я люблю, — усмехнулся я. — И я действительно инквизитор, раз уж тебе так интересно. Но держи ротик на замке, если не хочешь меня рассердить. Для остальных буду Годригом Бембергом, купцом из Хеза, получившим наследство, которое теперь намерен удачно вложить.

— Как пожелаешь, Мордимер, — ответила она вежливо. — Но позволь, когда будем одни, называть тебя настоящим именем. Оно более… — задумалась на миг, а потом слегка усмехнулась, — чувственно.

Я был удивлен, сколь складно она говорит. Определенно не была вульгарной портовой девкой, которая только и может, что сквернословить на пьяную голову. Была в ней некая совершенно не подходящая к ее профессии деликатность. Ну и, конечно, я не обрадовался тому, что Мариус ван Бохенвальд рассказал ей, кто я такой. Может, полагал, что тогда она будет более старательной. Что ж, наверняка будет.