— Давно работаешь? — спросил я и снял рубаху. Была мокрой от пота, словно только что из воды вытащили.

— Недавно. С полгода. Но умею все, что необходимо, — уверила. — Убедишься.

— Еще проверим. И вообще, не говори «гоп». Знаешь, у индусов есть хорошая пословица: «Не проклинай мать крокодила, пока не перешел реку».

Она искренне рассмеялась, я же только тогда сообразил, что не должна была уразуметь соль этой шутки. Откуда шлюшке из Хеза знать, каковы крокодилы и кто такие индусы? Но возможно, смеялась, потому что так ее приучили, внушили мысль, что любая шутка клиента смешна.

Снял сапоги и размотал онучи. И сделалось мне почти хорошо, хотя под палубой было дьявольски душно.

— Правда, господин… Мордимер, — поправилась, — будешь мною доволен. Я хотела бы, чтобы ты замолвил доброе слово обо мне в моем новом доме, и буду стараться.

— В новом доме? Где?

— В Тириане, — ответила. — Там должна начать работать.

Подполз ближе и положил руку ей на грудь. Энья была довольно худенькой и невысокой, но грудь у нее была пышная. И это хорошо, поскольку не бывает слишком больших сисек, особенно когда их обладательница — с точеной фигуркой. Это вам говорит Мордимер Маддердин, милые мои, опытный ходок по хезским девкам. Мудрецы говорят, что девять из десяти мужчин вожделеют женщин с большой грудью. А тот десятый — вожделеет тех девятерых. И кто я таков, чтобы спорить с авторитетами?

— Уже хочешь? — спросила, усмехнувшись.

— Пока что хочу вина, — сказал я.

Она встала и отворила шкафчик. Вынула из него два кубка и глиняную бутыль. Большую бутыль.

— Могу выпить с тобой?

— Конечно, — ответил я. — Не люблю пить один.

Разлила вино по кубкам и подала мне. Принюхался.

— Пахнет неплохо, — сказал. — Ну, выпьем за путешествие, Энья.

— Твое здоровье, Маддердин. — Подняла кубок и набрала вино в рот.

Потом склонилась, вылила его мне на грудь и начала слизывать. Был у нее аккуратный узкий язычок, а лизала весьма умело.

Я устроился поудобней.

— Хорошо, малышка, — сказал я. — А теперь — ниже.

Отвела волосы и усмехнулась, а потом сделала, как я сказал.

* * *

Должен сказать, что были это три недурных дня, милые мои. Правда, на судне ван Бохенвальда клопы все так же кусались, лезли из матраса и падали с потолка, но было их поменьше, чем в моей квартире. Кроме того, не много оставалось у меня времени и желания думать о клопах, поскольку Энья изо всех сил старалась скрасить мой досуг. И должен признаться, давно уже не было у меня столь горячей девицы, которой к тому же нравилось то, чем занимается. Ну, конечно, всегда можно сказать, что ваш нижайший слуга в силах разжечь огонь даже в холодной курве, но нет… Полагаю, Энья попросту такой вот была. Что же, полгода в борделе еще не отбили у нее охоту к развлечению и определенную искренность чувств.

Мы пили, кувыркались на матрасе и не слишком обращали внимание на происходившее вокруг. Впрочем, вокруг и не происходило ничего, достойного внимания. Корабль плыл спокойно, погода держалась все такая же солнечная и ясная. Река между Хезом и Тирианом была широкой, ленивой, раскинувшейся во всю ширь, и в здешних местах нам не угрожали никакие неожиданности. Быстрое течение и мели начинались исключительно в верховьях реки, где-то во дне дороги за Тирианом. В тех краях ленивая старушка превращалась в капризную, быструю девицу. Река там извивалась меж порогов и мелей, имела переменчивое течение и всякий раз удивляла многочисленными досадными неожиданностями. К худшим относились корсары, обычно подплывавшие к кораблям среди ночи на быстрых лодочках и безжалостно вырезавшие всех свидетелей грабежа. В верховьях никто не мог позволить себе путешествовать без охраны. Но здесь плавание напоминало прогулку.

Наконец третьего дня мы миновали Тирианскую заводь, и впереди встали заметные издали башни городской ратуши. Барке пришлось маневрировать меж многочисленных кораблей, галер, лодок и лодочек, что приплывали в Тириан тремя речками, впадавшими в заводь. Купцы из Тирианон-нага процветали со столь многочисленной клиентурой, и я не удивлялся, что не желают уступать монополию торговли с югом. Но ведь известно: раз существует монополия, рано или поздно кто-нибудь захочет ее нарушить. И мой работодатель принадлежал как раз к таким «кто-нибудям». Но я не желал рисковать шкурой ради интересов Мариуса фон Бохенвальда. А сей Мариус небось вполне мог пожертвовать не моргнув глазом за свою идею жизнью… Не своей, понятно, но любого нанятого им человека.

Тириан, несмотря на удобное расположение в междуречье трех потоков, не был городом настолько большим, как Хез-хезрон, и повсеместно его считали провинциальным. Почему? По многим причинам. Потому, среди прочего, что Тириан жил с посредничества и торговли, и тщетно было бы искать здесь сильные ремесленные гильдии. В Тириане не было мануфактур, сколько-нибудь умелые мастера и подмастерья предпочитали бежать в Хез. Кроме того, трудно было представить себе аристократа или богатого дворянина, который хотел бы обладать домом или дворцом в Тириане. Они знали, что карты сдают в Хезе и что жить следует именно там. Подле двора епископа и подле имперских наместников. Что бы там ни говорили, но Тириан оставался дырой. Большой и богатой — но дырой.

— Кто-то будет тебя ждать? — спросил я Энью.

— Наверное, — ответила, и я различил в ее голосе печаль. — А может… — сказала чуть громче, — может, побудешь со мной до своего отъезда? Тебе ведь не было со мной плохо?

— Сама знаешь, — рассмеялся я. — Как глянешь на тебя — понимаешь, что Бог и девку может одарить разумом. Думаю, мне такая компания в Тириане придется по вкусу.

— Ох, спасибо, Мордимер, — сказала радостно, прижимаясь ко мне.

Еще бы! Лучше иметь одного серьезного клиента, который хорошо платит (а я надеялся, что ван Бохенвальд платит ей хорошо), чем многих: мужчин, которых нужно обслуживать, хочется или нет, и независимо от того, кто они и как выглядят. Энья же была настолько мила и искусна в любовных забавах, что перспектива продлить наш чудесный оплаченный роман еще на несколько дней — а то и несколько их десятков — пришлась мне по душе.

В порту уже дожидался полномочный представитель ван Бохенвальда, ворчливый господин с поджатыми губами и красным носом, одетый, несмотря на жару (но много-много меньшую, чем в Хезе, здесь удавалось хотя бы дышать), в шерстяной черный плащ.

— Я Тобиас Амстель, — сказал он, склонив голову. — И представляю в Тириане интересы господина ван Бохенвальда. Позвольте провести вас к снятым комнатам. А она должна остаться здесь, — небрежно взмахнул ладонью в сторону Эньи, — кто-нибудь за ней придет…

— Годриг Бемберг, — поклонился я в ответ, надеясь, что почтенный господин ван Бохенвальд не растрепал по всему Тириану, кто я таков. — А она идет со мной, — добавил, и полномочный представитель лишь приподнял бровь, но промолчал.