Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю. Как же это возможно, что я встречалась с Гриффином целый год и ни разу не рассказала ему о своих старых друзьях?

– Я выросла с ним вместе. Мы были друзьями с самого раннего детства, он – лучший друг Чарли. И нет, я не ходила с ним на свидание.

Странное чувство: вроде бы я хорошо знаю Гриффина, но тем не менее не могу понять, что означает его медленный кивок. Ерзаю на сиденье, чувствуя себя неловко оттого, как знакомо и одновременно странно находиться в его машине.

Слава богу, он включает радио, и тишина сменяется мелодией в стиле кантри. Это одна из тех песен, которые Оливия смешно комментировала в нашем последнем путешествии.

– Эта песня как фильм на вечную тему, – говорю в надежде разрядить обстановку.

Он смотрит на меня так, словно я только что сказала величайшую глупость.

– Что это значит?

Я начинаю объяснять, но по его выражению лица вижу, что он не понимает.

– Забей.

Через четыре песни мы начинаем разговаривать о школе – это единственная тема, которая кажется безопасной и знакомой.

– На прошлой неделе я получил отличные новости, – говорит он.

Я поворачиваюсь к нему.

– Правда?

Он кивает.

– Меня досрочно зачислили в Техасский христианский университет.

У меня округляются глаза.

– Это грандиозно! Я даже не знала, что ты подавал туда заявление.

А почему я не знала этого? Мы разговаривали о колледжах Техаса, но он никогда не упоминал Христианский университет. Его нет и в моем списке.

– Да, знаешь, я не хотел говорить об этом, пока не получу результат.

– Значит, ты именно туда и хотел поступить?

– Если смогу найти денег, то да. Он первый в моем списке.

Следующие десять миль мы проезжаем в молчании.

– Какие у тебя были планы на сегодняшний вечер? – спрашиваю.

Он улыбается.

– Я решил встретиться пораньше, чтобы отвезти тебя домой. Думал, что сможем побыть до конца недели у тебя дома, как ты и хотела. Вдвоем, только ты и я. А потом могли бы заскочить куда-нибудь. У Элли сегодня вечером будет костер.

Я широко улыбаюсь, но потом улыбка сходит с моего лица.

Он отвлекается от дороги и смотрит на меня.

– Ты же так хотела провести эту неделю, правда? Ты так говорила. Я просто стараюсь дать тебе то, что ты хочешь.

Да, я так говорила. Но почему он раньше не мог дать мне это?!

Он сокрушенно вздыхает, включает сигнал поворота и сворачивает на стоянку.

– Нужно заправиться.

Мы заезжаем на станцию, и я хожу по магазину, выбирая вкусняшки. Гриффин тоже хочет перекусить, и мы берем напиток и пакет чипсов.

Когда я возвращаюсь в машину, в кармане вибрирует телефон. Это уведомление о том, что Гриффин отметил меня в посте.

Бросаю на него взгляд, но он не смотрит на меня. Открываю телефон и вижу, что это селфи, которое он только что сделал, пока мы стояли в очереди в кассу. Он держал телефон высоко над собой и смотрел в камеру, а я уткнулась в свой телефон. Подпись гласит: «Рад, что могу поддержать свою девушку».

Что за… Он что, правда стоял в двух шагах от меня, сделал эту фотку и потом выложил ее, не сказав мне ни слова?!

Жду, когда мы снова окажемся на трассе, беру свой телефон и говорю:

– Честно говоря, это немного странно.

– Сердишься, что я выложил эту фотку? – спрашивает он.

– Не понимаю. Мы находимся на заправке по дороге в больницу, куда я еду повидаться с сестрой и племянницей. И даже не смотрю в камеру. Почему ты выложил ее?

Его лицо мрачнеет. И теперь я догадываюсь, почему он захотел меня отвезти в город.

– Это просто фотка, – говорит Гриффин. – Не делай из мухи слона. Господи, не знаю, почему с тобой все всегда так сложно?!

– «Рад, что могу поддержать свою девушку»? Во-первых, я – не твоя девушка. Мы расстались. А во-вторых, если бы ты действительно приехал сюда, чтобы поддержать меня, то не стал бы использовать информацию о том, что происходит в моей семье, для тупой подписи к своей фотке.

Он стискивает руль.

– Вот как раз об этом я и говорил с Паркером. С тобой теперь все так сложно. Ты раньше не была такой.

Перевариваю его слова. Я считала, что потеряла свою семью и лучших друзей, и так старалась заполнить пустоту Гриффином, доской вдохновения и всем прочим, чего на самом деле не хотела.

– Знаешь что? Ты прав. Раньше я не была такой. Последняя неделя показала мне, как много всего в себе я утратила.

На его лице читается недоверие.

– И что, это моя вина, что ты теперь скучаешь?

Издаю подавленный смешок.

– Нет, моя.

В машине становится тихо, и, думаю, теперь мы оба знаем, что между нами все кончено. Я откидываюсь на сиденье, пытаясь проанализировать, когда же моя жизнь повернула не в ту сторону. И думаю о том, что говорила мне на прошлой неделе Оливия: о том, что они потеряли меня и, чувствуют, что я вернулась.

Может быть, не только мне причиняли боль.

– Ну, вот и все, да? – спрашивает Гриффин.

– Да, – отвечаю я.

Когда он заезжает на парковку больницы, он даже не ставит там машину. Нажимает кнопку разблокировки дверей и говорит:

– Надеюсь, им станет лучше.

– Спасибо, что довез, – говорю, беря сумку.

И он уезжает, прежде чем я успеваю дойти до входных дверей.

* * *

Я иду теми же коридорами, поднимаюсь на тех же лифтах и эскалаторах, как и в прошлый раз, но на этот раз поворачиваю сразу к палате Марго. Открываю дверь и натыкаюсь на маму, папу и родителей Брэда. Мои родители вскакивают.

– Софи! – вскрикивает мама.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает папа.

Они оба так сильно обнимают меня, что я едва могу дышать.

– Я должна была приехать, – говорю. – Не могла допустить, чтобы с Марго творились такие вещи, а меня не было рядом.

Они долго-долго обнимают меня. Потом мы садимся, и мама держит меня за руку, а папа кладет свою руку на спинку моего стула.

– Расскажите мне последние новости.

Начинает мама.

– Сейчас ей делают переливание крови. Брэд там, с ней. На самом деле это несложная процедура, и, наверно, они уже закончили.

– Врачи говорят, что она полностью восстановится в течение суток, – добавляет папа.