— Лондонское общество совершенно эгоистично, — привел он сокрушительный довод. — Они считают, будто правят миром, и не заботятся ни о ком другом. Их ничуть не волнуют проблемы за пределами их тесного круга.

— Есть и такие люди. Но, Айден, есть и другие, представители интеллигенции, которые ставят под вопрос старый порядок. Вот к таким людям нужно обращаться.

— Никто не станет ко мне прислушиваться.

— Но почему?

Уголки его рта поползли вниз.

— Вы не знаете, как устроен этот мир.

Он задел ее за живое, вызвав у нее вспышку гнева.

— А вы уже много лет не бывали в Лондоне.

— Неужели он настолько изменился? — спросил он с ноткой сарказма в голосе.

— Да, Айден. С окончанием войны появилось множество новых взглядов и идей. В то же время люди в Лондоне понятия не имеют, что творится здесь, на Севере, и как от этого страдают невиновные. Вы обязаны воспользоваться своим именем и влиянием вашей семьи, чтобы открыть им глаза. У вас ведь есть место в Палате лордов, правда?

— Есть, но, Энн, я не был в Лондоне уже много лет и не желаю туда возвращаться.

— Даже ради того, чтобы предотвратить восстание? Кто-то должен заговорить от лица шотландцев. Сами они этого сделать не могут. Они нуждаются в вас. Вы их лэрд.

— Слишком поздно, Энн.

Она прислонилась к дальнему углу кареты, расстроенная его упрямством.

— Еще не поздно. Пока порох не задействован, восстание можно остановить.

Он покачал головой.

— Не знаю. Если Ламберт казнит Робби Ганна или отправит меня вместе с Робби под конвоем в Лондон, волна восстаний захлестнет Высокогорье.

Он был прав… Но и она тоже!

— Айден, я не хочу, чтобы здесь начиналась война. Я не хочу, чтобы Хью погиб, так и не познав счастья с Финеллой. Я не хочу, чтобы Бонни Моват оплакивала своих сыновей. И, как я уже говорила, я не хочу видеть, как гибнете вы сами.

Он привлек ее к себе.

— Энн, надейтесь на лучшее. Верьте мне.

Она кивнула, не в силах больше говорить. Некоторое время они ехали молча. Затем Айден сказал:

— Я могу выступить в парламенте с делом фермеров против «очисток», но они не станут слушать.

Несмотря на его упрямство, в ней зародилась надежда.

— Вы заставите их слушать. И если они вас не услышат, то вы придете и скажете им об этом на следующий год.

Он невесело рассмеялся.

— А потом еще через год?

— Да. — Она провела рукой по ряду оловянных пуговиц на его жилете. — Вы должны повторять им это снова и снова, пока они вас не услышат.

— На это могут уйти годы, Энн.

— Сколько это уже продолжается? — спросила она. — Годы?

Он ничего не ответил, но, судя по тому, каким жестким стал контур его губ, она добилась-таки своего.

— Айден, возможно, вам не удастся спасти всех, но для вас это уже не ново. Вам удалось уберечь своих людей. Теперь вы должны использовать свои связи, чтобы говорить от лица тех, кто не имеет права голоса.

— Хватит, Энн. Достаточно. — Он снова повернулся к окну. Она наблюдала за ним, сложив руки на коленях. Он размышлял.

Наконец он произнес:

— Я поклялся больше никогда не возвращаться в Лондон. Я никогда не чувствовал, что там мое место.

— Поэтому вы создали здесь свой маленький мирок.

— Да. — Он бросил на нее вызывающий взгляд. — Что в этом такого?

— Ничего… только теперь ваши люди нуждаются, чтобы вы вернулись туда ради них.

Тайболд не ответил, просто задумчиво глядел в окно. Хотя Энн сомневалась, что он замечает проносящийся за окном пейзаж. Он был целиком погружен в свои мысли, и ей ничего не оставалось, как надеяться на то, что он примет верное решение, — при условии, что им все же удастся вырваться из цепких лап майора Ламберта.

Карета стала замедлять ход и менять направление. Айден выпрямился.

— Мы в Либстере.

Энн помнила эту причудливую рыбацкую деревушку. Они съехали с большой дороги. На распутье военному отряду пришлось пропустить вперед похоронную процессию, двигавшуюся к церкви. Из окна со стороны Энн открывался вид на церковное кладбище со свежевырытой могилой, ждущей своего обитателя.

— Нехороший знак, — пробормотал Айден.

Она кивнула. Взмахом руки он подозвал к себе какого-то мальчишку.

— Кто умер?

— Пэки Гиллбрайд, — ответил паренек.

Айден откинулся назад.

— Вы его знали? — спросила Энн.

— Да уж. Яркая была личность. Волосы у него были такого же цвета, как у нашего Дикона, да и характер соответствующий.

Тут подъехал лейтенант Фордайс.

— Много времени это не займет, милорд, — доложил он, словно их ждала увеселительная прогулка. — Штаб майора Ламберта находится за тем холмом, приблизительно в миле к югу.

Он был сама любезность.

— Спасибо, лейтенант, — сухо поблагодарил его Айден. Они обменялись еще парой слов, после чего офицер удалился. Айден взял Энн за руку, переплетая с ней пальцы. — Что бы ни случилось, вы должны в первую очередь заботиться о себе, даже если для этого придется выдать меня и рассказать майору Ламберту все, что вам известно.

— Я никогда этого не сделаю.

Он повернулся к ней лицом.

— Вы должны. Я смогу быть спокойным, только если буду знать, что вы в безопасности.

Лицо его было так близко, что она могла различить все оттенки синего в его глазах.

— Пообещайте мне это, — прошептал он.

Она кивнула, но про себя поклялась, что это обещание выполнять не станет.

Карета тронулась с места, и не успела Энн морально подготовиться, как они уже прибыли в сельскую усадьбу, служившую штабом майора Ламберта в Либстере.

— Будьте мужественной, — шепнул он ей, пока карета ехала по усаженной деревьями аллее.

Майор Ламберт сам вышел их встречать. Одет он был неофициально — в белую рубашку, длинный жилет и сапоги для верховой езды. Галстук сидел немного криво, словно майор пытался распустить узел. На нем не было парика, и коротко стриженный ежик волос придавал ему расслабленный, даже почти праздный вид. Щеки его разрумянились, он пребывал в добром расположении духа. Рукава рубашки и жилет были покрыты капельками грязи. В правой руке он держал хлыст.

— Добро пожаловать, — радушно поприветствовал он их, пока Айден помогал Энн выбраться из кареты. — Я не зря надеялся, что вы тоже к нам присоединитесь, милорд.

— Иначе и быть не могло, вы прекрасно это знали, — сказал Айден.