Я глотнул виски, наслаждаясь обжигающим вкусом алкоголя и прохладой льда.

– Миссис Макдонаг, я думаю, что мне следовало принять ваше предложение и креститься. Была ли последняя церковная служба достаточно умиротворяющей и поучительной?

Вдова захихикала.

– Такой умиротворяющей, что я даже не помню проповедь святого отца. Я просто умирала от скуки. А у тебя, – миссис Макдонаг произнесла это слово с улыбкой, тщательно выговаривая его, как истинная американка, – а у тебя был захватывающе интересный день?

– В меня стреляли.

– Стреляли?

– Так, ерунда, задели мягкие ткани.

– Молодчина. А кто же на такое осмелился?

– Полицейский детектив из Темпе.

– Боже милосердный, я ведь читала про это в утренней газете! Там говорилось, что местный коп без всякой на то причины ранил законопослушного гражданина. Но всю статью я читать не стала.

– Вот и хорошо.

– Ничего себе! А почему безмозглый дурень в тебя выстрелил? Не из-за того ли, что ты прикончил бесполезного британского ублюдка?

– Вовсе нет, – ответил я.

И я провел приятный час, рассказывая вдовушке занимательную историю собственных похождений и опуская наиболее душераздирающие детали. Наконец я попрощался, пообещав в самое ближайшее время подрезать грейпфрутовое дерево, и зашагал по Милл-авеню, а оттуда на север – к «Рула Була». Кое-кто изумленно косился в мою сторону, а некоторые ребята даже старались обойти по широкой дуге (по-моему, их испугала рукоять Фрагараха, которая торчала из ножен), но в остальном все было мирно и спокойно.

Я пришел в «Рула Була» раньше, чем Хал. Взгромоздившись на высокий табурет у стойки бара, я очаровательно улыбнулся Грануаль. Боги Преисподней, ну и красотка! Рыжие вьющиеся волосы, влажные после душа, который она приняла перед уходом на работу, просто опьяняли.

Грануаль небрежно продефилировала ко мне и усмехнулась. Зубы у нее были белоснежные.

– Зря я переживала! – заявила она. – Когда я увидела статью в газете, то подумала, что не увижу тебя в течение месяца. Однако предполагаемая жертва стрельбы сидит в нашем заведении и вдобавок умирает от жажды.

– А в меня действительно стреляли, только все моментально зажило, – ответил я.

Внезапно выражение лица Грануаль изменилось. Она прищурилась и склонила голову набок, кинула салфетку на столешницу, ее голос стал гортанным, и в нем появился странный акцент:

– Обычное дело для друида.

В моем распоряжении имелось всего четыре слова, и я мог лишь предположить, что услышал акцент, принадлежащий выходцам из Индии.

Но неожиданно, практически без паузы, прежняя Грануаль – бойкая и привлекательная барменша – вернулась.

– Что будешь пить? «Смисвик»?

– Как тебе удается на ходу менять тему, Грануаль?

– Я просто спросила, будешь ли ты «Смисвик», – смущенно пробормотала она.

– Нет, что ты упомянула перед этим?

– Ну… что ты умираешь от жажды.

– Нет, что ты сказала после этого, но перед тем, как предложила мне «Смисвик».

– Хм-м-м. – Грануаль недоуменно взглянула на меня, но затем ее глаза прояснились. – Поняла! Должно быть, именно она обратилась к тебе! Значит, час пробил! Она несколько недель дожидалась подходящей возможности, представляешь?

– Что? Кто? Теперь ты поставила меня в тупик, Грануаль.

Она вскинула руки вверх.

– Думаю, тебе и впрямь надо выпить – и выслушать длинную историю.

– Ладно. Я заказываю «Смисвик», но времени у меня в обрез. Я встречаюсь в «Рула Була» со своим адвокатом.

– Хочешь подать иск? – осведомилась Грануаль.

– Да, копы заслуживают серьезного судебного процесса.

– А ты можешь задержаться после того, как поболтаешь со своим адвокатом?

Грануаль поставила на салфетку кружку с элем, улыбнулась и тряхнула волосами. Я едва не растаял и подумал, что, наверное, на меня такое влияние оказывает не Грануаль, а магическая сущность, обитающая в ее сознании.

– У меня сложилось впечатление, что некто живущий в тебе сам выбирает время для разговоров, не особо интересуясь твоим мнением.

– Она редко поступает подобным образом, – парировала Грануаль, отмахнувшись от своей мимолетной одержимости, как от мелкой неприятности, вроде укуса комара. – Обычно она очень вежлива и предоставляет контроль мне.

– Имя. Скажи ее имя! Кто она?

Но, прежде чем Грануаль успела открыть рот, в паб вошли Хал и Оберон. Оборотень и волкодав громко меня приветствовали, хотя посетители слышали и видели только Хала. Оберон до сих пор находился под колдовскими чарами, однако я различил в воздухе мерцающие разноцветные вспышки – похоже, пес отчаянно вилял хвостом. Кто-то обязательно заметит, если он будет продолжать в таком духе: нельзя сказать, что «Рула Була» в этот час пустовал.

‹Аттикус, наконец-то! У оборотней отсутствует чувство юмора!›

– Добрый день, Хал! – произнес я и переключился на Оберона.

‹Я тоже рад тебе, приятель! А теперь – живо спрячься под стол в пустой кабинке, пока кто-нибудь не засек искры от твоего хвоста и не подумал, что выпил лишнее! Я сейчас тебя поглажу и закажу для тебя сосисок! Но, пожалуйста, постарайся ни на кого не налететь и не опрокинь стол›.

‹Ладно! Вау, знаешь, как я по тебе скучал!›

Я сказал Грануаль, что мы побеседуем позже: она кивнула, и я прошествовал за Халом в кабинку, где нас поджидал Оберон. Он, разумеется, не мог угомониться и стучал хвостом по полу. Посетители нервно оглядывались, не понимая, откуда доносится шум.

– Клянусь бородой Одина, твой пес сведет всех с ума! – прорычал Хал.

– Подожди.

Я нащупал голову Оберона и принялся чесать волкодава за ушами.

‹Тише, дружище! Тебя выдает хвост›.

‹Но я же счастлив снова быть с тобой! Ты даже не можешь вообразить, какими вредными бывают оборотни!›

‹Поверь мне, я отлично знаю. И ценю, что ты хорошо себя вел. Вот почему я собираюсь заказать двойную порцию сосисок с картофельным пюре, Оберон. Но сначала тебе нужно умерить свой пыл: мы привлекаем внимание чужаков, а это нам совсем ни к чему›.

‹Я попытаюсь! Но мне ПРАВДА-ПРАВДА трудно! Я хочу поиграть!›

‹Я тебя понимаю, но сейчас нельзя. Отойди в сторонку и прижми хвост к стене. Молодец. Как ты провел время у Хала?›

‹Я не оставил ни единого следа на обивке его машинки и ничего не разбил в доме›.

‹А ты ничего не забыл? Хал утверждает, что ты вырвал с мясом его освежитель воздуха›.

‹Аттикус, я оказал ему услугу! Ни один представитель нашего семейства не может наслаждаться запахом цитрусовых!›