Она задумчиво посмотрела на свое отражение в голубоватом зеркале. Поправила тяжелый обруч на голове. Она была хороша: благородные черты, белоснежная кожа — но это по большей части заслуга зеркала, — красивые, длинные, прохладные руки — и какой мужчина не жаждет их прикосновения? А что за волосы! И какой мужчина не замечтается, представляя, как они падают на белые плечи!.. Наверное, Титженс! Хотя, возможно, и он тоже... Ей бы хотелось так думать. Будь он проклят за то, что никогда не стремился насладиться этой красотой. Само собой, по ночам, налив себе немного виски, он представляет себе все эти волнительные картины!

Она позвонила в звонок и попросила Телефонную Станцию, высокую и смуглую служанку с широко распахнутыми глазами, застывшую в своих мыслях, убрать с ковра.

Сильвия прошлась вдоль книжных полок, остановившись на мгновение у книги под названием Vitae Hominum Notiss[41], неровными золотыми буквами выбитом на старой коже. У огромного окна она остановилась и приподняла край шторы. Посмотрев в окно, она обернулась.

— О, та женщина в вуали! — воскликнула она. — Заходит в одиннадцатый дом... Конечно же, ведь пробило два часа...

Она пристально посмотрела на спину мужа — на неуклюжую, ссутулившуюся спину, обтянутую тканью военного мундира. Пристально! Она не хотела пропустить ни одного движения этой спины.

— Я разузнала, кто она такая! — провозгласила Сильвия. — И к кому ходит. Вызнала это у швейцара. — Немного помолчав, добавила: — Это та женщина, с которой ты возвращался из Бишоп-Окленда. В тот день, когда объявили войну.

Титженс резко повернулся на стуле. Она знала, что делает он это исключительно из вежливости, и потому жест ничего не значит.

Его лицо побелело в бледном свете, но оно всегда было таким с тех пор, как он вернулся из Франции, где почти не выходил из жестяного барака, спасающего от грязи и пыли.

— Так ты нас видела! — сказал он. Но и это была лишь дань вежливости.

— Разумеется, как и вся толпа гостей, сидящих тогда у леди Клодин. Старик Кэмпион сказал, что с тобой миссис... Забыла имя.

— Я так и думал, что он с ней знаком. Видел, как он заглядывает к нам из коридора!

— Она — твоя любовница или только Макмастера? Или ваша общая? — спросила Сильвия. — Это очень на вас похоже — завести одну любовницу на двоих... У нее еще сумасшедший муж, да? Священник.

— Нет! — воскликнул Титженс.

Сильвия принялась обдумывать новые вопросы, а Титженс, который в подобных спорах никогда не выкручивался и не ерничал, сказал:

— Вот уже больше полугода, как она стала миссис Макмастер.

— Стало быть, она вышла за него на следующий день после смерти мужа, — проговорила Сильвия, сделала глубокий вдох и добавила: — Мне все равно... Вот уже три года каждую пятницу она является сюда... Говорю тебе, я выдам ее тайну, если это чудовище не вернет тебе долг завтра же... Видит Бог, тебе сейчас нужны деньги! — А потом добавила уже с поспешностью, ибо не знала, как Титженс отнесется к ее словам: — Миссис Уонноп звонила сегодня утром — хотела узнать, кто... ах да!.. кто был «злым гением» Венского конгресса. Кто, кстати, у миссис Уонноп секретарша? Она хочет увидеться с тобой сегодня днем. И поговорить о «военных детях»!

— У миссис Уонноп нет секретарши. Звонки делает ее дочь, — проговорил Титженс.

— А, та девчонка, о которой ты так переживал на том кошмарном обеде у Макмастера, — проговорила Сильвия. — У нее что, есть от тебя ребенок? Все говорят, что она твоя любовница.

— Нет, мисс Уонноп мне не любовница, — проговорил Титженс. — Ее матери дали задание написать статью о детях, родившихся вне брака во время войны. Вчера я сказал ей, что мне здесь не о чем рассказывать, и она расстроилась, потому что теперь не сможет написать сенсационную статью. Хочет теперь меня переубедить.

— Мисс Уонноп ведь была на том ужине у твоего бессовестного друга? — спросила она. — А принимала гостей, полагаю, Миссис Как-Ее-Там, вторая твоя любовница. Жуткое зрелище. У тебя отвратительный вкус. Я говорю о том приеме, на котором собрались все эти ужасные люди — лондонские гении. Там еще был человек, похожий на кролика, который обсуждал со мной, как писать стихи.

— Нелестно ты описываешь тот вечер, — сказал Титженс. — Макмастер устраивает приемы каждую пятницу, а не по субботам. Вот уже много лет. Миссис Макмастер каждую пятницу приезжает к нему на помощь. Чтобы принять гостей. Вот уже много лет. Мисс Уонноп тоже приходит, чтобы поддержать миссис Макмастер...

— Вот уже много лет! — передразнила его Сильвия. — И ты ходишь туда каждую пятницу! Чтобы поворковать с мисс Уонноп. О Кристофер! — В ее голосе зазвучала насмешливая жалость. —Я никогда не была высокого мнения о твоем вкусе... Но это уж слишком! Пора положить этому конец. Оставь ее в покое. Она слишком юна для тебя...

— И все лондонские гении, — спокойно продолжил Титженс, — каждую пятницу приходят к Макмастеру. Он теперь ведает присуждением Королевской литературной премии — вот почему они к нему приходят. Вот за что ему был дарован титул рыцаря.

— Не думаю, что гении там к месту, — проговорила Сильвия.

— Конечно, к месту, — сказал Титженс. — Они пишут для прессы. И могут помочь кому угодно... кроме себя любимых!

— Совсем как ты! — воскликнула Сильвия. — Ну в точности как ты! Проклятые взяточники!

— О нет, — проговорил Титженс. — Взятка должна даваться в тайне, и она унизительна сама по себе. Не стоит думать, что Макмастер раздает по сорок фунтов премии в год ради собственных успехов. Сам он ни капли не понимает, как все это работает, и думает, что гости любят его вечера просто потому, что они хороши.

— Хуже некуда, — проговорила Сильвия. — Еда там была отвратительная.

— Ты заблуждаешься, — сказал Титженс. — Между прочим, на обложках книг, что стоят в большом книжном шкафу, кожа, купленная в России.

— Не понимаю, о чем ты, — проговорила Сильвия. — Что за книги? Я думала, ты и без того успел нанюхаться в Киеве кошмарной русской вони.

Титженс на мгновение задумался.

— Что-то не припомню... — сказал он. — Мы были в Киеве?.. Ах да, ведь мы же туда ездили...

— Ты отдал местным властям половину денег твоей матери. Под двенадцать с половиной процента годовых, — напомнила Сильвия. — Городские трамваи... Лицо Титженса исказила гримаса, напугавшая даже Сильвию.

— Ты не в состоянии никуда ехать завтра, — проговорила она. — Я отправлю старику Кэмпиону телеграмму.

— Миссис Дюшемен, — безо всякого выражения проговорил Титженс, — то есть миссис Макмастер, всегда жгла в комнате какие-то ароматические палочки перед приемом гостей... Китайские, что ли... Как они называются? Впрочем, не важно. — Он немного помолчал и продолжил: — Не совершай ошибку. Миссис Макмастер — очень достойная женщина. Невероятно эффектная! Крайне уважаемая. Не советую тебе строить ей козни, особенно теперь.