Меня настолько изумила его забота, что я выразил самую первую мысль, которая у меня мелькнула: не срывал ли я свои чувства на Торвальде или ком-то из его друзей.

— Вовсе нет, — покачал головой Торвальд. — Но заметить, что ты печален, не так-то трудно. Короче… ты всем нам нравишься. И когда такое случается, мы все стараемся не заводить тебя, чтобы ты не ляпнул чего-нибудь такого, о чем потом пожалеешь.

Я кивнул и пошел наверх. Сказать я больше положительно ничего не мог. Итак… Мало того что я напрочь провалился при Дворе — мои ученики проявляли обо мне трогательную заботу из-за того, что я, оказывается, не мог толком держать себя в руках. Что же до их первых робких артистических порывов… Если им не будет положен конец, они обойдутся и без меня, а если нет — они будут творить сами, будут создавать такие произведения искусства, какие будут им по душе, не стараясь подладиться под мои стандарты. Мне нечему было их научить. Я вдруг понял, что сегодня весь вечер во время концерта мысленно насмехался над моими учениками. Я придумывал, в каких язвительных тонах опишу здешнее артистическое действо в письме Маркабру, а настоящими артистами были они.

Мне нестерпимо хотелось оказаться дома, хотя я понимал, что меня там ждет полный провал. Но по крайней мере я был в отличной физической форме и готов к дюжине поединков, которые мне предстояли.

Мне было так жаль себя, так жаль… Уснул я, по всей вероятности, в слезах, потому что даже с утра лицо у меня было мокрое. Это я обнаружил, когда зазвонил компьютерный будильник и сообщил:

— Сэр, сегодня презентация в Совете Рационализаторов. Напоминаю вам, что вам следует принять душ, побриться и одеться подобающим образом.

Компьютер был более чем прав. Я вскочил с кровати, громко прославляя его кибернетический мозг, и велел ему в следующий раз поступать точно так же.

Я сбросил пижаму, залез под душ, быстро побрился — вернее говоря, подровнял усы и бороду и, постояв под теплой сушилкой, надел чистое белье. Выйдя из ванной, я схватил пульт и заказал себе завтрак: фрукты, печенье, сыр и кофе.

С одеждой проблем не было. В Центре у меня имелся один деловой каледонский костюм, выглядевший в точности так же, как все каледонские деловые костюмы: черный комбинезон, черные ботинки до колена, белая рубашка и дурацкий тускло-серебристый галстук-шнурок. Застегнув белый ремень, я посмотрелся в зеркало, одернул рукава рубашки и пришел к выводу, что в каледонском одеянии выгляжу довольно странно с волосами до плеч, бородой и усами.

Что ж, надо было мириться с несоответствиями. Как бы то ни было, мы с Биерис здесь вызывали гораздо меньше нареканий, чем Аймерик на Уилсоне, не желая отказываться от каледонской одежды.

Еда показалась мне безвкусной, но я ее проглотил и залпом выпил чашку кофе. Сегодня нельзя было опаздывать.

Я бросил посуду в регенератор, и тут в кухню вошел Торвальд и сказал:

— Хотел повидаться с тобой до того, как ты уйдешь. Гм… а ты выглядишь почти как один из нас в этом одеянии. Надеюсь, оно тебя не слишком смущает?

Я ухитрился изобразить вялую усмешку.

— Что стряслось?

— Я только хотел сказать, что если ты все-таки еще думаешь о том, чтобы взять всю вину на себя, это приведет только к тому, что «псипы» закроют Центр, а потом учинят тебе допрос с пристрастием, дабы выяснить, кого еще из нас они могут обвинить. На самом деле я хочу, чтобы ты понял: помочь нам ты ничем не можешь. Нужно просто держаться и ничего им не говорить.

Я кивнул. Собственно, я уже и сам так думал. Торвальд пожелал мне удачи, и я отправился на заседание Совета.

Забравшись в кабину трекера, я вдруг вспомнил, что еще не читал и не слышал никаких новостей, и подумал о том, что сегодняшнее заседание крайне важно в свете того, что случилось ночью. Почти наверняка в новостях могло появиться какое-то сообщение, касавшееся меня. Я включил новостной канал — и обнаружил, что он не работает. Сначала я решил, что произошла какая-то поломка приемника, но на всех других каналах он исправно работал. Я снова переключился на новостной канал. На экранчике появилось короткое сообщение:

ХРИСТИАНСКИЙ КАПИТАЛИСТ СООБЩАЕТ

ЛИЦЕНЗИРОВАННАЯ НОВОСТНАЯ МОНОПОЛИЯ

СОЖАЛЕЕМ О НЕОБХОДИМОСТИ

ВЫНУЖДЕННОГО ПЕРЕРЫВА

ХВАЛИТЕ ГОСПОДА

БЛАГОДАРИТЕ ЕЮ

ДУМАЙТЕ РАЦИОНАЛЬНО

БУДЬТЕ СВОБОДНЫ

Не говорил ли мне Аймерик о том, что еще в пору его детства последние четыре фразы непременно употреблялись в конце всех общих объявлений? Быть может, эта старая стандартная форма до сих пор использовалась при чем-то настолько необычном, как это объявление о временном перерыве в передаче новостного канала?

Я открыл шторки на окнах, чтобы посмотреть, что происходит на улицах, поскольку у меня не было никакого желания переключаться на каналы под названиями «Пасторский рациональный детский час», «Классические священные рациональные тексты» или «Утренняя проповедь».

Немного не доехав до правительственного комплекса, трекер вдруг остановился. Я с детства водил всевозможные транспортные средства и не мог припомнить ни одного подобного случая, тем более что это случилось сразу же после настолько же беспрецедентного отключения новостного канала.

Столь же неожиданно машина поехала дальше. Когда она подъехала к правительственному комплексу, я обратил внимание на еще одну странность: здание было окружено двойным рядом невысоких черных столбиков. Поначалу я принял их за некую новую систему уличного ограждения, но не могли же их установить за ночь? Или их вырастили на месте? Потом я подумал, что это какие-то урны или еще что-то в этом роде, но в следующее мгновение заметил, как один из «столбиков» тронулся с места, и понял, что это никакие не столбики, а стоявшие двумя рядами на расстоянии в нескольких метрах друг от друга люди в тяжелой черной одежде, рассчитанной на холодную погоду. То, что кто-то стоял на улице во время утренней бури, означало единственное: случилось что-то очень и очень серьезное.

Поэтому я не очень удивился, когда чуть позже разглядел, что эти люди вооружены всем необходимым для разгона демонстраций. Я медленно пересек линии оцепления, подъехал к парковке. Конечно, я бы предпочел отправиться куда угодно, только не сюда, но все-таки я вошел в здание правительства.

Аймерик и Биерис уже были на месте и явно нервничали. Позади них сидел Шэн. Он молчал, но по обе стороны от него стояли навытяжку двое охранников из Посольства.

В зале заседаний Совета больше пока никого не было, но откуда-то доносились едва слышные выкрики, эхом разлетавшиеся по пустым коридорам. Казалось, что вопит безумец из дурного сна.

Мы все молчали. Трудно было понять, что могло произойти в самые ближайшие минуты.