Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последовала тягостная пауза, а за ней — жиденькие аплодисменты. С чего было аплодировать — непонятно, ведь это было самое простое и очевидное…
— Возражение, — вмешался компьютер. — С вашей стороны нерационально так поступать. Эти люди уже успели потребить половину запланированной вами продукции.
Пол заговорил медленно и очень внятно:
— Я это понимаю. Но еще я понимаю, что многие из них весьма разочарованы, поскольку увидели не совсем то, что надеялись увидеть. Поэтому в том случае, если состоятся еще какие-нибудь представления, для этих людей будет вполне рационально посетить их из финансового интереса: а вдруг им там понравится.
— Возражение. Тем самым они обретут возможность вас обанкротить.
— Да, но если мы будем заботиться о качестве представлений, они пожелают присутствовать на них до конца и тогда не смогут востребовать обратно деньги, уплаченные за вход.
— Возражения снимаются. Продолжайте мероприятие.
За несколько минут Пол и Торвальд раздали деньги примерно двадцати зрителям, пожелавшим покинуть зал. Я тем временем подошел к Валери — отчасти для того, чтобы поздравить ее с успешным выступлением и подбодрить, но в основном для того, чтобы еще немного пофлиртовать с ней.
Настроение у нее оказалось на удивление приподнятое.
Она была удивлена тем, что ее не испугало такое большое скопление народа, и кроме того, она радовалась тому, что ее песня вызвала такое быстрое и полное понимание.
— В общем, — сказала она, — теперь я знаю, что если пойду этим путем, меня хотя бы будут понимать. Может быть, меня возненавидят, но понимать будут. А знание того, что тебя понимают, чего-то да стоит.
— Но… но ведь ты подвергаешь себя такому риску…
Она улыбнулась и покачала головой.
— Какому риску? Я буду играть то, что пожелаю. Никто не имеет права заставить меня прекратить делать это. Я могу сочинять песни и зависеть от того, как их примут зрители, а не от какого-то бездушного компьютера, который решает, как должна звучать моя музыка. Даже если мне потом придется отказаться от песен, их все равно будут петь.
— Но для тебя это может закончиться тем, что тебе придется выгребать навоз из коровников!
Она печально покачала головой.
— Разве вы не знаете о том, что многие великие барды двух последних тысячелетий занимались физическим трудом? Я не умру от этого, и это не такая уж высокая плата за свободу.
Я понимал, что если сейчас скажу, что в мысли о том, чтобы девушка с прекрасным голосом и ангельским лицом занималась черной работой, есть что-то извращенное и в корне не правильное, то меня бы хорошо понял аквитанец, но никак не каледонка. Поэтому я утешился тем, что решил написать длинное страстное письмо Маркабру, как только приду домой.
Тут к нам подошел Торвальд и сообщил, что скоро прерванный концерт возобновится.
— Маргарет говорит, Валь, что ты, пожалуй, выгребла у публики все утили, так что больше антрактов точно не будет.
Валери рассмеялась и кивнула, а затем предложила мне сыграть вместе с ней несколько аквитанских пьес.
— Может быть, нам удастся немного утихомирить публику. Пожалуй, эксцессов на сегодня хватит, как вы думаете?
Меня изумило то, что, как только речь зашла о музыке, Валери сразу перестала смущаться.
— О конечно, если тебе так хочется, — ответил я. — Надеюсь, зрители не будут разочарованы.
— О разочаровании сегодня не может быть и речи, — заявил подошедший Пол и сел рядом с Валери. — Мистер Леонес…
— «Жиро», пожалуйста, — попросил я. — Я давно собирался сказать вам, что предпочитаю, когда меня называют по имени и на «ты».
— Ну хорошо. Жиро, ты, наверное, даже не представляешь, что все это значит для нас.
Я вздохнул.
— Наверное, я не в состоянии этого представить.
Свет замигал. Интересно, откуда каледонцам было знать об этом традиционном сигнале к началу представления? Пол кивнул мне и поднялся на сцену, а Торвальд принес футляр с моей лютней.
— Мы привезли ее из Центра, когда Валери сказала нам, что вы согласны играть с ней. Надеюсь, вы не в обиде?
— Это вы отлично придумали, — улыбнулся я. — Всегда предпочитаю играть на собственном инструменте.
Меня охватило обычное волнение перед выходом на сцену, но оно улеглось за те пять минут, пока я настраивался, а Торвальд отпускал со сцены слегка завуалированные шуточки насчет полиции.
— Что за вечер, друзья, — сказал он. — Наш первый концерт, наш первый поэт, наш первый мятеж.
Зрители притихли.
Да будет мне позволена нескромность, но я скажу, что мы с Валери составили превосходный дуэт. Она прекрасно импровизировала и в ансамблевых, и в сольных фрагментах. Мы безукоризненно сыграли вдвоем с десяток аквитанских стандартов.
И все же… хотя публика принимала нас весьма тепло и дружелюбно и хотя я точно знал, что качество и стиль той музыки, которую мы исполняли, намного превосходили все, что прозвучало раньше… чувство у меня было странное. Зрители аплодировали красоте, и так и должно было быть, но почему-то эта красота трогала их меньше, чем дерзкий (а для меня просто непонятный) гимн Валери или жуткие вирши Анны, и даже (в чем мне было ненавистно признаться самому себе) заплесневелые шуточки Тэни Питерборо.
Я встал и отошел назад, чтобы дать возможность Валери поклониться публике, и сам поаплодировал ей. Она по праву заслужила эти аплодисменты. Я обнаружил, что немного завидую ей, и мне стало ужасно стыдно. Из-за этой мелочной зависти по моей enseingnamen словно бы расплывалось грязное пятно. Я вспомнил кое о чем из того, о чем мне раньше говорила Биерис, и понял, каким глупым могло казаться мое позерство и ей, и моим ученикам из Центра.
Когда зрители наконец отпустили нас и мы сели на свои места, на сцену поспешно вышел Торвальд — похоже, побоялся упустить момент. Он явно волновался сильнее, чем раньше. Почему — это стало ясно сразу же, — Последним номером нашей программы будет небольшая пьеса. Она написана настолько талантливым драматургом и является настоящим шедевром не только для него, но и для всей каледонской культуры, что я могу сказать единственное… эту пьесу сочинил я.
Зал взорвался хохотом. Торвальд явно испытал облегчение. Я понял, что он и не догадывался о том, как стара эта шутка. Deu, он, похоже, и вправду считал, что сам ее придумал.
— Позвольте объяснить вам… Пьеса будет представлена впервые, и общепринятого исполнения ролей пока не существует, поэтому наши актеры будут играть, как им заблагорассудится.
Послышались разрозненные аплодисменты — вероятно, хлопали доброжелательные приятели актеров.
— Это означает, что если что-то будет не так, в том нет моей вины. Уверяю вас, написана пьеса блестяще.