Трудно сказать, считали ли люди средневековья возможным расширить свою власть над миром животных, находящихся в пределах досягаемости. По крайней мере похоже, что их интересовали возможности усовершенствовать ловлю и дрессировку. Размножение видов – очевидно важный аспект скотоводства, и над ним можно было осуществлять контроль. Случку жеребцов и кобыл, быков и коров в деревне контролировали и даже регламентировали, она проходила под надзором сержанта, назначенного сеньором; бык, жеребец, хряк с XIII века назывались «баналитетными» (banal), потому что их деятельность имела почти публичный характер, ведь состав и состояние стада нельзя было пускать на самотек; если же свиней покрывали в лесу дикие кабаны, против этого, похоже, принимались меры – возможно, без толку. Напротив, кастрация лишних самцов была необходима, но о ней мы знаем очень мало; более определенные сведения есть только для коня, так как эта жемчужина воинского снаряжения требовала полного внимания со стороны аристократии, ездившей верхом, – поскольку одного жеребца хватало на семь кобыл, жеребившихся раз в год, значительное число коней оставалось для военной конницы; иконография, как и рассказы об охоте или сражениях, бесспорно, изображают «нехолощеных» жеребцов, по крайней мере это можно констатировать до самого конца XIII века; с тех времен кастрация самцов распространилась шире – впрочем, эта практика была старинной, если не сказать древней. Но свидетельств ее систематического применения до 1300 года у нас нет; неизвестно также, имел ли термин «cheval hongre», как называли изувеченное животное, реальное отношение к венграм (Hongrois) – правда, народу конному.

Если о других видах нам почти ничего не известно, то попытки улучшить породу благодаря скрещиванию разных пород или ввозу экзотического производителя занимают немало места в ветеринарных трактатах; известно, например, что новые породы лошадей появились в Европе во многом благодаря контактам с «арабской» Испанией с XII века или с Ближним Востоком во времена крестовых походов: к лошадям европейского происхождения, ввезенным на Восток на заре средневековья, добавились «хинетес», «genets» (от названия берберских племен зената), быстрые и легкие, очень подходящие для скачек, верховой езды и хорошо переносящие перемены климата. Кстати, археозоология, достигнув полного развития, показала, как варьировались их вес и рост. Что касается крупного рогатого скота, обычно менее изучаемого, от него старались получить побольше пользы: цистерцианцы, как всегда заботившиеся о росте своего богатства больше, чем об общих рассуждениях, способствовали внедрению нормандских молочных пород в Аквитании за счет «посещений» стад, какие предусматривал орден; и сам святой Бернард, говорят, послал монаха за буйволами в итальянскую Маремму для своих шампанских стад. Больше известно о длинношерстных овцах-мериносах (еще одно несомненно магрибинское слово, но с этим согласны не все), поскольку торговля шерстью и ее обработка имели важное значение. Ввезенные в Испанию в середине XIV века, эти шерстяные породы стали даже в Англии соперниками шеффилдских и йоркширских овец. И на этот раз изучение скелетов животных наглядно показывает эволюцию, вклад в которую внес человек. Надо было бы высветить еще один отдельный уголок «домашнего» мира – задний двор и живущих там птиц. Полная неизвестность: был ли он на протяжении десяти веков одним и тем же или стал иным? Подчинялся воле человека или зависел только от окружающей среды? Безмолвие, точнее, ничего, кроме слов, постоянно одних и тех же: куры, наседки, яйца, утки, петух, каплуны, гуси; ни косточки, ни одного достоверного образца иконографии.

Если от животных требовалось служить человеку, а они, причем в подавляющем большинстве, этого не слишком хотели, их дрессировали, ожидая после этого более усердной службы. И если на этот счет мы неплохо осведомлены, то потому, что руководства по охоте, ветеринарии, гиппиатрии или энциклопедии в духе Варфоломея Английского изобилуют советами и примерами. Один важный штрих, объясняющий, почему совместно с теоретическими трудами, написанными после XIV века, надо рассматривать бухгалтерские книги монастырей и сеньоров: «дрессировка» обходилась очень дорого; нужны были специальный персонал, время и место; даже содержание голубей требовало особых построек, отлова, чистки – многие тысячи этих птиц поселяли в голубятни сеньоров, служившие, кстати, показателем ранга последних; привлекать пернатых нужно было при помощи приманки или корма. Возможно, легче было собирать рои пчел, строить ульи и тем более присматривать за ними вдалеке от хищников, а также всяких испарений, беспокоящих это насекомое; здесь нужен был смотритель, apicularius, которому следовало заниматься сбором и обработкой даже не столько меда, сколько воска. Дрессировка охотничьего хорька или сокола (о последнем я еще поговорю) тоже была делом для специалиста: этих животных можно было привлечь лишь мясной приманкой; но следовало уметь спускать их, удерживать, возвращать в клетку или на перчатку.

Пристальный надзор был установлен, разумеется, над лошадью и собакой. Первая, которая противилась уже попыткам взнуздать и оседлать себя, была опасна при выездке, требовавшей большого терпения и многих предосторожностей. Конные заводы, которые известны с X века, устраивали в лесу, что упрощало ловлю арканом, а потом первые выезды; некоторые сеньориальные роды, как Роганы в Бретани, даже специализировались на подобных диких конюшнях; во Франции они встречались в лесах Иль-де-Франса, на берегах Луары или в Руссильоне. Целый штат конюхов (poledarii в поздней латыни) должен был потрудиться, прежде чем укрощенное животное, начинал обучать для боя или упряжи соответственно оруженосец или немолодой слуга, «сенешаль» (senex schalk, «старый слуга»). Обилием разновидностей лошадь куда больше обязана словарю романов, чем разнообразию качеств: «палефруа» (palefroi), paraveredus римской почты, Pferd германцев, возил гонцов, это был верховой конь; «акне» (hacquenee), от Хэкни, названия деревни в Англии, – так называлась рысистая кобыла, походная, предназначенная скорей для дам; «биде» (bidet), «карманная» лошадь, – обычный скакун; «сомье» (sommier) получил название по тому, что возил (somme, вьюк); «дестрие» (destrier), боевой конь, – о происхождении его названия мнения историков до сих пор расходятся; что касается «ронсена» (roncin), то это слово, родственное «rosse» (кляча), могло означать что угодно. Для периода позже 1100-1150-х годов надо поставить еще проблему подковывания коней, которое было работой кузнеца («marechal») в замке или деревне, – эта практика была почти неизвестна античности, возможно, пришла из Азии, распространялась крайне медленно, и ее очевидной пользой для укрепления копыта, несомненно, долго пренебрегали.

Случай собаки, связанной с человеком тысячи лет, несомненно, проще, поскольку это животное издавна усвоило представление о покорности человеческому существу. Однако псари, ответственные за своры, должны были дрессировать собак каждой породы с учетом их назначения: сторожевую – для нападения на волка и кабана, дога – для стада или фермы, борзую – для затравленного оленя, легавую – для охотничьей стойки, спаниеля и барбета – как норных собак.

При этой дрессировке, на наш взгляд, редко пытались так представить усилия хозяина, чтобы побудить животное к некоему подобию сотрудничества с человеком. И все же многие из этих домашних или почти таковых животных с удовольствием воспринимали внешние проявления игрового характера, когда животное возвышали в собственных глазах, потакая его более или менее сознательным желаниям или наклонностям: лошадь любила соревноваться с другими в скорости или в прыжках, осел с большой радостью носил сбрую с помпонами, бык – ярмо, украшенное цветами, корова – колокольчик, а собака «служила», стоя на задних лапах. Это обращение к интимным глубинам сознания животного нельзя удобства ради определять как «инстинкт» – вкус к «прекрасному» не принадлежит к таковым.