— Что такое?

— Не нравится мне работа на фабрике. Там грязно, шумно, и еще нужно пользоваться хронокартами. Мне бы хотелось заниматься чем-нибудь другим.

«О боже, а что, если он теперь начнет прыгать с места на место, совсем как Бад, когда он еще жил с нами?» — подумала я, но ему сказала:

— Ты должен бы благодарить Бога за то, что он послал тебе работу. Разве не знаешь, сколько людей сейчас ищут заработок и не могут найти? Не будь ты родственником Джона, тебя бы и не взяли. Представь, что подумают о нем, если ты сейчас уволишься, не успев поступить на службу? Может быть, другое место так и не появится? К тому же подумай, как это воспримет Бесси.

На этом разговор был окончен. Когда Джордж принес домой первую зарплату, мы сняли дом по соседству с Бесси. Там все было в точности как у нее, только в зеркальном отражении — такой же двухэтажный дом с маленьким крылечком спереди и сзади и узкой дорожкой, ведущей в гараж, позади которого была аллея. Эти дома были как две капли воды похожи на все остальные в нашем районе, и стояли они так близко друг к другу, что если соседи по домам одновременно вытянут руки из окон, то смогут коснуться друг друга. Бесси сказала, что дом хороший, потому что в нем было четыре спальни, а хозяин сам платил за воду — Джорджу оставалось оплачивать только электричество и газ. Я никогда не думала, что за воду нужно платить.

Мы как будто оказались в другом мире. Для меня, конечно, жизнь стала намного легче. Мне нравилось принимать ванну, пользоваться водопроводом, смывать в туалете из бачка, дергая за цепочку. Это было самое настоящее чудо. Больше не нужно было выходить на улицу в туалет и таскать воду из колодца, когда приходило время стирать, или готовить, или мыться, а потом выливать воду из лоханей. Ванна была такой большой, что в нее можно было улечься и даже почти вытянуться.

Мы с Бесси от души посмеялись, когда она сказала, что теперь нам надо будет купить будильник, ведь петухов в городе держать запрещено.

Еще одним чудом для меня стала газовая плита. Не надо больше проверять, нет ли в дымоходе змей, как с печкой, или выходить на улицу в мороз за дровами.

Джорджу, конечно, это тоже нравилось: отпала необходимость колоть дрова. Меня же беспокоили все эти мелкие расходы, которых у нас раньше не было: арендная плата, электричество. Великая депрессия мало-помалу ослабляла свою хватку, экономическая ситуация приходила в норму, и все же расслабляться пока было рано.

Мы перенесли свои скудные пожитки в соседний дом, и Джон вместе с Джорджем поехали на грузовике туда, где можно было достать подержанную мебель. Бесси одолжила нам несколько лишних матрасов на пару дней, а Полу пришлось спать на куче одежды, пока Джордж не раздобыл еще матрасы. Когда он их принес, я взяла лампу и тщательно осмотрела их с обеих сторон, и лишь убедившись, что в них нет постельных клопов, позволила внести в дом. Джордж сказал, что тоже был к этому готов, поэтому проверил их еще перед оплатой, но бдительность лишней не бывает.

Не знаю, облегчило ли мне стирку наличие водопровода. Да, носить воду из колодца больше было не нужно, но мне все равно приходилось спускать одежду на первый этаж, стирать на доске, полоскать, отжимать, а затем нести на задний двор, чтобы развесить ее сушиться на солнышке. Это тоже изматывало. Я пыталась добиться помощи от Пола, но он убегал и прятался, пока я не закончу. Джордж никогда не заставлял его трудиться.

На вторую неделю проживания в доме Джордж нашел отличный подержанный стол и четыре стула всего за десять долларов. Они с Джоном каждую неделю привозили что-нибудь домой, пока не обставили дом настолько, чтобы в нем можно было нормально жить. Самой лучшей находкой было радио — не большая консоль, стоявшая прямо на полу, как у Бесси и Джона, а маленький приемник, похожий на церковную башенку и помещавшийся на столе. Мы собирались вокруг него по вечерам и слушали Фреда Аллена, Фиббера МакДжи и Молли, а самое главное — по субботам передавали «Гранд Ол Опри». Спонсорами были «Национальная компания страхования жизни и несчастных случаев» и сигареты «Принц Альберт».

Однажды к нам в дом постучался агент из «Национальной страховой компании», и я оформила полис на Джорджа стоимостью в тысячу долларов. Приятный молодой человек стал заходить каждую неделю, собирая мелкие взносы и ставя галочки в маленьком блокноте, что он дал мне, начисляя страховые премии. Несчастные случаи на производстве были довольно часты, и я беспокоилась о том, что будет со мной, если Джорджа вдруг не станет. Шитьем и стиркой себя и детей точно не прокормишь.

Моими любимыми артистами в «Опри» были Рой Экафф и «Смоки Маунтин Бойз» — особенно у Роя я любила песню «Большая пестрая птица» — и еще Бил Монро и «Блюграсс Бойз». Иногда по вечерам я слушала «Ред Фоли». Джордж утверждал, что это был его двоюродный брат, но я ему не верила. Однажды я спросила об этом Бесси, и та ответила, что впервые о нем слышит.

У всех у нас были любимые передачи и артисты — у меня «Опри», у Джорджа — Джек Бенни, и мне это совсем не казалось совпадением при его язвительном характере. Пол обожал «Тень», а Бетти Сью — радиопостановки «Люкс Радио Театр» с участием больших звезд, вроде Бет Дэвис и Кэтрин Хэпберн. Каждый вечер после ужина мы собирались слушать радио. Я сидела в отличном кресле-качалке, которое Джордж нашел на дороге. На всякий случай я отмыла его на крыльце, а затем поставила в гостиной, у маленького столика с лампой.

Еще я купила маленький радиоприемник на кухню, и когда готовила или убиралась, то слушала «Стелла Даллас» и «Май Гал Санди». Я как будто погружалась в другой мир, в чью-то жизнь, куда более сложную, чем моя, и от этого становилось легче.

Хотя жизнь в Детройте была гораздо комфортнее, чем в Миссури, я пока не чувствовала себя здесь дома. В каждую комнату я купила хорошее постельное белье и пошила шторы, и еще связала крючком чехлы на мягкую мебель. С ними дом стал уютнее, пусть и был съемным.

Я благодарила Господа за нашу жизнь. Мы вдоволь питались, у нас была церковь и хороший дом. Мне нравилось его убирать и украшать, хоть он и не был моим. Я просила Бога простить мне раздражение, что порой вызывал у меня Джордж, и мое нехристианское к нему отношение. Казалось, с возрастом мне становилось все труднее прощать. Меня учили, что не следует просить Господа о прощении моих собственных грехов, если я сама не могу простить ближнего.

Я сшила скатерть и шторы на кухню, купив ткань в красно-белую клетку — как только смогла себе это позволить. Ткань стоила бешеных денег — целых десять центов за ярд[10], — но я сказала себе, что с ней в доме станет веселее. Я то и дело откладывала мелочь в свою копилку. Теперь она поступала не от продажи яиц, а со сдачи от тех денег, что Джордж давал мне на продукты. Если в магазине была распродажа, я откладывала разницу в свою шкатулку для рукоделия, и вскоре деньги как бы становились моими. Иногда со сдачи получалось отложить целый доллар.