class="p1">Потом Андропов на какой-то краткий период закрутит гайки перед окончательным крахом.

А после будет ещё один Мишка, который отпустит тормоза, и страна понесётся под уклон, как телега с горы.

Случится ли это всё здесь, в мире, куда я попал? Понятия не имею. Но пока лично в моих впечатлениях вокруг ничего не меняется, всё такое же, как рассказывали мне отец и бабушка, как я сам видел в советских фильмах.

Так что все мы вокруг — пассажиры Титаника, плыть которому осталось от силы десяток лет.

* * *

Этим и хорош бег. Тело работает само по себе, а мозг, словно страдая от недостаточной загрузки, начинает перерабатывать любые мысли, которые в нём всплывают.

Я первый раз после своего ранения и больницы выхожу на пробежку, и даётся она мне не просто. И всё же форму надо возвращать. Тут даже фотокамеры такие, что хилый человек их просто не удержит.

Да и в зал наведаться не мешает. Боксёрские навыки мне в последнее время понадобились не раз и не два. Добро должно быть с кулаками.

Времена вокруг простые и честные. Народ не срётся в интернетах и не пишет друг на друга кляузы, а норовит по-честному зарядить по физиономии. Так что надо соответствовать.

Каждый свой приезд в Белоколодецк я жду подлянки от Джона. Ему место возле Кэт жизненно необходимо, для него это источник благополучия. Газовый баллончик или травмат сейчас в магазине не купишь, а какой-нибудь нож или кастет — это сразу статья.

С такими предметами больше проблем, чем пользы. Лучше уж иметь честную способность навалять противнику по физиономии, чем потом разбираться с правоохранителями. У меня и так с ними отношения складываются сложно.

Кстати о Кэт. Кому же, вообще, могло прийти в голову, что кеды — это спортивная обувь? Надо раздобыть себе пару приличных кроссовок, пусть не «Адидас», но хотя бы что-то.

Раз джинсы фарцовщики достать могут, то и с кроссовками справятся. Надо будет заказать ей в следующий приезд, если к тому времени денег заработаю.

Ноги тяжелеют, как будто в каждую кто-то залил килограммов по пять свинца. Продолжать тренировки после перерыва всегда тяжелее, чем начинать с самого начала.

Тогда ты полон оптимизма и каждый километр записываешь себе в победы. А сейчас ориентируешься уже на прежние свои результаты, а обленившийся и расслабившийся организм никак не хочет с ними соглашаться. Ведь это так хорошо — лежать, нежиться в кровати, слушать птичек.

Тем более в субботу, когда у тебя есть законное право вообще никуда не идти, а завалиться с книжкой в гамаке или пойти на речку или соблазниться на Женькины подначки и погонять в футбол.

Уже привычно сбавляю темп. Сейчас меня обгонит любой пешеход. Даже Митрич со своим бадиком и то заставил бы глотать пыль. Да и чёрт с ним, пара дней, и мышцы привыкнут к нагрузке.

Главное, что в боку не колет, и шов совершенно не ощущается, а значит, подлатали меня на славу. Какой бы ни был вредный характер у матери Кэт, но руки у неё золотые. Интересно, за полчаса уже третий раз о художнице вспомнил. Неспроста?

Добегаю до поворота. Надеюсь встретить там Николая Степанова, но он, видимо, сачкует, забросил без меня пробежки. Хотя ему и без этого физической активности хватает: за преступниками гоняться и в зале по груше стучать.

А вот возле аккуратного белёного, словно кукольного, домика всё по-прежнему. Няша стоит на коротко стриженном газончике в синих шортиках и белой маечке и делает наклоны, представляя собой зрелище, от которого дух захватывает.

— Физкульт-привет! — давая себе законную передышку, подхожу к забору.

— Ветров? — изумлённо поднимает она брови, словно ну никак не ожидала меня здесь увидеть. — Надо же, собственной персоной. Это точно ты, или у меня обман зрения?

Она прерывается и демонстративно упирает кулачки в бока.

— А где я, по-твоему, должен быть? — спрашиваю.

Её слова, а главное ироничный тон, с которым они были высказаны, меня удивляют. Понятно, что девушки — это априори загадки, но даже у действий вспыльчивых блондинок должна быть какая-то причина.

Например, сломанный ноготь, убежавший кофе или подслушанная где-нибудь сплетня. Хотя бы что-то что натолкнёт её на подобный ход размышлений.

Интуиция меня не обманывает.

— А разве ты не в область работать перебираешься? — радует она меня новостью.

— Да кому я там нужен⁈ — изумляюсь.

Марина презрительно фыркает.

— Ты же знаешь, Ветров, что я терпеть не могу лгунов. Ты бежал, вот и беги дальше. Мне ещё двадцать наклонов сделать надо.

Она отворачивается от меня и демонстративно пыхтит, касаясь пальчиками носиков своих теннисных туфель.

Я захожу внутрь, благо, весь заборчик мне чуть выше пояса, а калитка закрыта на крючок, до которого элементарно дотянуться с обратной стороны забора.

Такие ограды существуют не ради того, чтобы преградить путь нарушителю личного пространства, а чтобы не дать разбежаться домашней живности.

То, что Мариночке вожжа попала под хвост, это уже видно. Причём задета профессиональная гордость, так что она уверена, что имеет полное право дать волю эмоциям. Интересно, что ей такое прилетело, что она смогла сделать подобные выводы.

Ваграмян настолько восхитился моими фотографиями в яхт-клубе, что решил завербовать меня в «Знамя Ильича» и для этого напрямую позвонил моей нынешней начальнице?

Ерунда полная. Во-первых, я не верю в его впечатлительность, не такие там и великие фотографии ему подложили, чтобы из-за них на работу брать.

А, во-вторых, не тот он человек, чтобы перед редакторами районок расшаркиваться. Если бы специалист ему понравился, он бы забрал его себе, просто поставив перед фактом. Ему бы это даже удовольствие доставило бы, поглумиться слегка.

Тогда что ещё? Кажется, догадываюсь.

— Что ты там стоишь? — не выдерживает редакторша. — Ты мне солнце заслоняешь.

— Ракурс ищу, — говорю.

— Какой такой ракурс? — её щёчки чудесным образом розовеют.

— А ты забыла, Марина свет Владимировна, что ты мне фотосессию задолжала?

— Зачем тебе фотосессия? — она пунцовеет теперь уже от гнева. — Что, боишься в Белоколодецке тебе фотографировать будет некого?

— Для выставки, — говорю невозмутимо. — Только это секрет. Тсс! Ты ведь умеешь хранить секреты?

— Какая выставка, какие секреты? Ветров, ты вообще можешь говорить серьёзно?

Марина возмущённо складывает руки на груди, отчего её маечка интригующе натягивается.

— Марина, никому! — делаю страшные глаза, таинственно оглядываясь.

— Да хватит уже.

Подосинкина по инерции пытается сердиться, но глаза у неё горят любопытством.

— Помнишь же, как Комаров в редакцию ходил и негативы мои требовал?

— Ну, — Марина склоняет голову недоверчиво.

— Так вот вчера, наконец, всё выяснилось, — выдаю я ей прямо сейчас состряпанную на коленке версию. — В Белоколодецке решили провести выставку молодых фотографов. И именно мои работы натолкнули их на эту мысль. Представляешь?

— Да ладно,