каждый из них может оступиться, и тогда остальные прикроют, отмажут. Так было, и так будет в те времена, из которых я сюда попал.

Можно ли в этой жизни что-то изменить? Да чёрт его знает. Я не философ и не политик. И я всегда считал, что начинать надо с себя. Не уступать, даже если тот, кто пытается тебя прогнуть, во много раз сильнее.

Гнуть свою линию, отвечать ударом на удар. Заставлять считаться с собой и приучать к тому, что связываться с Аликом Ветровым будет себе дороже. Делай, что должно, и будь, что будет. Как-то так.

— Мне Юлька свой телефон оставила, — говорит Жендос. — Как думаешь, позвонить?

— А она в курсе, что ты в Рязанку поступать собираешься? — интересуюсь.

— В курсе, — вздыхает друг.

— И что говорит?

— Говорит, чтоб не маялся дурью и в Белоколодецк поступал, — Женька неожиданно краснеет. — В кулинарный техникум.

— Опа! — удивляюсь я.

Я, лежавший до этого на спине и любовавшийся облаками, перекатываюсь на локоть, с интересом глядя на приятеля.

— Это с чего это она так решила?

— Да мы как-то днём ко мне домой заехали, — рассказывает он. — Ну, после того, как в полях катались и у нас мопед сломался… — Жендос снова краснеет. — Так вот она голодная была, я ей омлет приготовил. Юлька сказала, что такого омлета даже в Париже не пробовала, — он задумчиво молчит. — Она что, правда, могла в Париже бывать, как ты думаешь, или брешет?

«Всё зависит от того, кто её папа», — вот что я думаю. У моей блондинистой подружки Нади, как мне уже понятно, папа точно непростой. А детки таких родителей часто кучкуются.

И дело тут не в социальных предрассудках. А просто старшее поколение проводит время вместе, а своих отпрысков сажает в одну комнату и говорит: «Дружите».

Так будущая золотая молодёжь и вырастает вместе, можно сказать, с одной песочницы. Так что вполне она могла быть в Париже.

— Выпендривается, конечно, — вместо этого говорю я вслух. — Понравился ты ей, вот она и набивает себе цену.

Хмурое лицо Женьки разглаживается.

— Думаешь, позвонить?

— Только не сейчас, — предлагаю, — а в следующий раз, когда в Белоколодецк поедем, тогда и позвоним. А лучше заранее предупредим, чтобы не падать, как снег на голову, да и договоримся, по городу погуляем.

— Серьёзно? — Женька радуется, как ребёнок, которому пообещали встречу с живым Дедом Морозом.

— Ну а почему нет? Может быть, она и Надю с собой подтянет, — размышляю. — Вот вчетвером и погуляем. Ты у нас парень теперь денежный, я тоже не мимо проходил. В кино сходим, мороженого поедим.

— Вот ты здорово придумал, — Женькина физиономия светится от счастья.

— Ещё бы, — отвечаю, — всё лучше, чем в трубку вздыхать. «Ой, как я соскучилась. Ой, как я тоже соскучился», — сюсюкаю я, передразнивая.

Мне самому эта идея нравится всё больше. А уж если встреча с Юлькой удержит его от идеи поступать в военное училище, то за эту возможность нужно хвататься двумя руками.

Ради этого я даже готов продолжить общаться с Надей «Как-там-её-папа», несмотря на все её далеко идущие планы. Тем более что во всех остальных смыслах она мне очень нравится.

— А когда поедем? — тут же загорается Женька.

— Можем на следующих выходных, — предлагаю. — Мне всё равно нужно будет до города добраться. Насчёт документов узнать и вступительных экзаменов.

— Так и не передумал насчёт училища? — спрашивает он. В его тоне слышится сомнение.

Ну да, с практически отличным аттестатом, который подпортили только две четвёрки на выпускных экзаменах, идти в учагу — это форменный моветон. Корочка ценится в первую очередь не за приобретённые знания, а как показатель причастности к образованному классу.

Лучше всего — университет или институт. На втором месте техникум. Ну а кто нигде не пригодился, тот в учагу.

— Я же тебе говорил, — объясняю, — с Молчановым всё оговорено. И без этой несчастной «корки» мне работать по специальности не дадут.

Женька собирается со мной поспорить. Но потом вспоминает про таинственную «ушибленность током», которая в своё время и сделала меня фотографом.

— А вот ты, если бы в Белоколодецк поступил, — говорю, — мог бы со своей Юлькой хоть каждый день видеться.

— Не трави душу, — вздыхает Женька.

— А чего? — я нащупываю в его тоне слабину. — Смотри, тебе уже максимум через месяц поступать придётся. И всё. Пишите письма мелким почерком. Только у тебя средства появились, девушка…

Я не стесняюсь использовать самые подлые манипуляции для того, чтобы сбить Женьку с пути, которым ведёт его мечта и в конечном итоге приведёт на Афганскую войну, откуда он вернётся, потеряв ногу.

А так как в этом мире всё происходит не совсем так, как в том, откуда я попал, то хрен его знает, вернётся ли вообще.

Есть у меня и собственный меркантильный интерес во всём этом. Без помощника мне на свадьбах не обойтись. Да и вообще любое постановочное фото требует, как минимум, двух человек. Поэтому терять Женьку на неопределённый промежуток времени мне совершенно не хочется.

Если в прошлой жизни я всегда был одиночкой, то здесь у меня есть друг, и это дорогого стоит.

— Ну и куда я пойду? — вздыхает Женька, явно испытывая нешуточную внутреннюю борьбу.

— Да в ту же торговлю, — говорю, — или в кулинарный. А почему нет? Пускай не так героически. Зато это те дела, которые тебе действительно нравятся, а не то, что ты в книжке прочитал или по телевизору увидел.

Возвращаемся домой мы уже по темноте. Я еду медленно и осторожно. Фара мопеда выхватывает вымытые на просёлке дождями ямы, которые в её свете кажутся глубокими, словно лунные кратеры.

Надо бы встретиться с владельцем мопеда и либо проставиться ему за время пользования, либо договориться о том, чтобы выкупить железного коня. Я даже не представляю, что бы я делал без него.

Всё-таки свой транспорт — вещь необходимая. Покупка автомобиля, даже какого-нибудь старого и поддержанного, пока совершенно недостижима. В это время машины своей смертью не умирают, их передают по наследству из поколения в поколение, а особо возрастные особи подолгу реанимируют перед каждой поездкой в гараже, проводя там сутки напролёт, как в своего рода мужском клубе.

Так что пока не только автомобиль, но и даже приличный мотоцикл я себе позволить не могу. Мопед — другое дело. Бензин он не ест, а словно нюхает, чинится на коленке, при этом экономя кучу времени и сил.

Я прощаюсь с Жендосом, договорившись о том, что завтра он поможет мне со съёмками.

— Ну, Алик, — крутит он головой недоверчиво, — неужто ты, редакторшу всё-таки уболтал?

— Смотри, не брякни ей чего-нибудь завтра, — показываю ему кулак. — Она — дама впечатлительная, надумает себе чего-нибудь и запорет нам всю съёмку.

— Я — могила, — Женёк делает жест, застёгивая губы на замок и выбрасывая ключ. — Да и, в конце концов, мы же с тобой профессионалы, — пыжится