Хоар перекатился еще раз и оказался за спиной копейщиков. Он влетел в толпу врагов на краю, и сразу трое северян рухнули в пропасть. Ули оказался на той стороне, и его вновь сбросили на камни. Северяне подбежали к мосткам и скинули бревна в пропасть. Хоар, занесший ногу над переправой, застыл, едва не упав.

Северяне вокруг радостно загомонили. Их соплеменников умело дорезали разгоряченные чернобурочники с людьми Тарха, но спасшиеся дикари не обращали внимания на гибель соплеменников. Они сорвали шкуры, оставшись голыми по пояс, били кулаками в разрисованные торсы и выли по-волчьи. Северянин, который нес Ултера, вздернул мальчика и подтащил к краю, поставив на колени. Ветер тут же набросился на Ули, хлеща по щекам и выжимая слезы. Северянин возвышался рядом, крепко сжимая плечо Ултера, вертел перед собой его отцовским кинжалом в богатой оправе и похвалялся на своем языке.

– Я удачливый воин… мой род возвысится… я похитил наследника дана дорча… – раздался позади сбивчивый шепот Вилеи, переводящей речь дикаря Ултеру. Тот держал голову прямо и смотрел на своих воинов, сгрудившихся на другом краю пропасти. Головорезы Тарха горячились и сыпали проклятиями, чернобурочники застыли, Морх метался вдоль обрыва, а Хоар смотрел прямо на наследника. – Вожди склонятся передо мной…

Северянин вдруг нагнулся над связанным Ули, обдав смрадом, и вдел отцовский подарок в ножны на боку наследника. По-хозяйски похлопав мальчика по груди, как породистого барашка, он выпрямился и поднял лицо к рассветному небу, радостно завыв.

– Мы придем за тобой! – крикнул Хоар. – Придем…

Ули кивнул, завалился набок и что есть силы ударил врага стопой под сгиб колена, как учил Третий. Бахвал захлебнулся воем, взмахнул руками и упал в пропасть. Послышался топот, и Ултера вновь стукнули по голове. Вой утих, свист ветра прекратился, а гомон северян потонул в темноте: наследник дана Дорчариан погрузился в беспамятство…

Дальнейший путь Ули помнил плохо. Его трясли, тормошили, перекладывали. Вокруг все плыло, кружилось. Его мутило, и он не единожды исторг на вонючие спины вчерашний ужин. Мальчика били и тащили дальше.

Первую остановку он помнил словно во сне. Они очутились посреди жалких лачуг-землянок. Только холмики крыш торчали над землей. Северяне кричали, голосили, морщинистые старухи расцарапывали ногтями лица. Одна из них подскочила к Ули и впилась в глаза скрюченными пальцами. Он едва успел зажмуриться. Хватка ослабла. Когда Ули раскрыл глаза и проморгался, то увидел, что старуху сбили наземь. Вокруг нее сгрудилась толпа, а маленькая разгневанная Вилея наскакивала на северян. Она походила на взъерошенного воробышка, скачущего перед облезлыми худыми псами.

Северянин, одетый лучше прочих, достал нож и шагнул к Вилее. Ули застонал, потянулся. Но бесстрашная Вилейка, тряхнув разноцветными косичками, закричала на незнакомом языке еще громче, наступая на противника.

– Роконароконарокона, – слышалась ее сбивчивая скороговорка. И следом: – Вутсих, вутсих, вутсих.

«Рокон, – догадался Ултер. – Вутц».

Главный северянин затоптался на месте, поглядывая на односельчан. Голова мальчика опять закружилась, картинка заплясала перед глазами – и мягкий поток унес Ултера прочь из захудалой лесной деревни. Сквозь звон в ушах он слышал тоненький плачущий голос Вилеи, чувствовал, как лицо обтирают влажным. Его вновь трясли, мотали и перекладывали.

В другой раз он очнулся, когда с него сорвали перевязь с поясом. Охлопали по бокам, по груди, распахнули ворот, залезли в сапоги. Ули огляделся. Обычное горское село, никаких землянок. Не чета богатым селам долины, конечно, но и ничем не хуже Ойдетты или Пайгалы. За околицей неширокая дорога уходила в горы.

Ули обрадовался, что его больше не мутит, а в голове не звенит. Он закрутился, ища Вилею, но наталкивался лишь на злобные взгляды чужаков. Ему развязали путы и тут же укутали шкурой, плотно притиснув руки к бокам.

Статный северянин у круглой дырки в скале ловко обернул себя веревкой. Ултера подняли и передали ему. Воин прижал Ултера к груди… и спрыгнул вниз. Мальчик не успел испугаться, как они приземлились. Северянин прошипел в лицо, обдав незнакомой руганью, дернул за веревку, и, споро перебирая ногами по гладкой стене каменного колодца, взлетел вверх.

Ули закинул голову. На миг увидел синь неба, но потом сверху посыпались камешки, и отверстие закрылось деревянной решеткой из толстых ветвей. Загомонили грубые голоса, удаляясь, и наступила тишина.

Ули пошевелил под шкурой руками, растирая следы от веревки на запястьях. И разглядел перед собой неказистый кувшин и маленький кусок лепешки. В животе заурчало, Ули кинулся к кувшину и жадно принялся пить холодную воду, стуча зубами по глиняной кромке. Вспомнил наставления Хоара – и оставил половину воды про запас. Кто их, вонючих северян, знает? Когда в другой раз воды дадут?

Ули с трудом отгрыз от закаменевшей лепешки крохотный кусочек и положил под язык. Пусть рассасывается. Так его учили. Первым делом Ули проверил себя: осторожно покрутил головой, пошевелил руками и ногами, помял ребра. С трудом встал, присел. Все цело, ничего не сломано. Болела шея и что-то царапалось между лопаток. Ули изогнулся, нащупал помеху за спиной, перевернул на грудь и вытащил наружу.

Это оказался давний подарок дядюшки Вутца, красивый желудь из дымчатого камня с серебряной шляпкой. Ули совсем позабыл о нем! Цепочка сбилась на спину, и проклятые северяне, обыскивая наследника, не обнаружили дивную поделку. Ули сжал амулет в кулаке.

Вилея! Где же маленькая, бесстрашная Вилейка, которая отбила его от лесных диких северян? Что с ней сотворили эти недоноски? Ули шарахнул по стене колодца и затряс отбитой ладонью.

«Я обещал ее защитить, а сам… Это она меня защищала, а я…»

Стены колодца-тюрьмы оказались гладкими, решетка высоко-высоко над головой – не допрыгнуть. Но Ули раз за разом, обдирая пальцы в кровь и падая, пытался вскарабкаться наверх и выбраться. Его остановила только ночь. Оторвав зубами еще кусочек зачерствелой лепешки и отхлебнув немного, Ули поплотнее закутался в шкуру, свернулся калачиком и смежил веки…

Рядом с ним журчала среди камней шустрая горная речка. Невесомый туман повис над потоком, всматриваясь в быструю воду и вслушиваясь в музыку стремительных струй. Ули вышел на широкую отмель на излучине речушки, усыпанную гладкими окатышами. Посреди пустынного бережка стоял чудный трон с двумя сиденьями. Мальчик подошел ближе, огладил резные гривы дивных золотых львов на подлокотниках. И уселся на левое сиденье. Поерзал, поболтал ногами. Вдруг на другом берегу показался брат. Ули хотел рвануться к нему, заорать от радости. Но горло перехватило, а он словно примерз к креслу.

Рядом с братом ступали еще двое, шутили, смеялись и бросали в воду камешки. Мальчишку справа Ули не знал. Он не походил на горца, одетый на имперский манер. А слева веселился недоносок Мерех, дергая брата за рукав.

«А братец-то твой – тю-тю, без ножек! Калека!» – раздался в ушах противный голосок внука архогского старейшины.