— А кем их считать — шестиклассниками или пятиклассниками, — нам станет ясно после проверки их знаний. И поправить что-нибудь будет поздно, потому что скоро уже конец июля.

Леонид Тимофеевич остановился и внимательно посмотрел на Елену Александровну. Она сидела, опустив голову на руку, и глядела на директора потемневшими, встревоженными глазами.

— Так вот, вы понимаете теперь, почему к голосу каждой матери необходимо прислушиваться и в чем мы можем оказаться виноватыми?

Елена Александровна молча кивнула головой. Леониду Тимофеевичу стало жаль се.

— Синицына сказала мне, что они занимаются с матерью Пети Русакова. Это очень толковая женщина. Может быть, они прекрасно занимались — времени у них было вполне достаточно, — сказал он, ласково улыбнувшись. — Ну, в общем, мы это скоро узнаем. В воскресенье у нас поход на делянку, а после похода мы повидаемся с матерью Русакова и все выясним… А сейчас идите-ка домой, воробушек!

Ребята собрались у Васька, чтобы написать письмо родителям Мити. Нелегко было сообщить старикам о постигшем их несчастье. Ребята сидели глубоко задумавшись, не зная, с чего начать. В комнате было тихо. Тетя Дуня задержалась в госпитале. Электричество не горело, и Васек поставил на стол круглую лампу с отбитым краешком стекла. Вспыхивая, лампа освещала серьезные лица ребят. Сева держал наготове ручку и, поминутно обмакивая в чернильницу перо, отводил его в сторону от бумаги, чтобы не уронить кляксу. Ребята молчали, думали…

— Никто не знает, какой человек Митя, как он шел по нашим следам с дядей Яковом, как привел нас в лагерь… — грустно сказал Саша.

— А дядю Якова как жалко! — прошептал Петя Русаков.

— Неужели мы и Митю больше не увидим? — горько спросила Нюра.

Васек глубоко вздохнул:

— Как такое письмо напишешь? Мы ведь уже не раз думали. И все ничего не получалось. А ведь надо же наконец известить родителей.

Малютин снова макнул в чернильницу перо и придвинул к себе бумагу.

— Самое главное — начать, — озабоченно сказал Саша.

— «Дорогие Митины родители!» — с чувством продиктовала Лида.

Сева написал.

— Теперь надо очень осторожно, — испуганно предупредил он.

Ребята молчали, подыскивая подходящие слова.

— Лучше всего — писать прямо, — решил Мазин. — «Нам сообщили, что Митя опасно ранен…»

— С ума сошел! — возмутились девочки. — Разве так можно? У Мити мама старенькая, она испугается сразу.

— Конечно. Сначала о жизни что-нибудь… вообще… как они живут… Что ты думаешь, Васек? — спросил Одинцов.

— Я бы тоже сразу правду сказал, — нерешительно высказался Васек.

— Нет, лучше подготовить, что вот у многих теперь горе, потому что война, — глядя на огонь лампы, начала Нюра. — «Дорогие Митины родители! Как вы живете? У всех сейчас много горя…»

— Может, и правда… — вздохнули ребята.

— Давайте напишем начерно, а потом перепишем, — сказал Сева, записывая слова Нюры.

Но дальше дело не шло. Ребята предлагали то одно, то другое, но всем казалось, что это не те слова, что в них нет утешения и теплоты.

— У самих сердце болит, да еще писать об этом надо, — расстроенно бормотал Мазин.

— И как это мы не можем написать! — с горечью сказал Одинцов.

— Так ведь это не простое письмо, — серьезно возразил ему Малютин.

Васек поглядел на часы — было очень поздно.

— Вот что, ребята: давайте расходиться по домам! Завтра нам на делянку идти. Придется сегодня письмо отложить, но пусть каждый подумает хорошенько. Завтра соберемся опять.

Хмурые и недовольные собой, ребята молча смотрели, как Васек прятал в ящик стола начатый лист бумаги.

Когда все собрались уходить, дверь вдруг открылась и вошла запыхавшаяся от ходьбы тетя Дуня.

— Васек, — крикнула она еще с порога, поднимая вверх маленькое серое письмецо, сложенное треугольником, — тебе на госпиталь пришло! Читай скорей! Я всю дорогу бегом бежала. От кого бы это?.. Батюшки мои!..

Васек схватил письмо и бросился к лампе:

— Ребята, от Генки! — Руки его дрожали.

Ребята онемели от испуга и ожидания.

В письме было наспех написано несколько строк:

«Дорогие товарищи, други мои! Один человек обещал мне доставить вам эту весточку, и потому спешу сообщить, что Митю вашего мы от смерти отратували, жив-здоров теперь будет боец Митя, не плачьте за него, други мои. Митя ваш на ноги еще не встает и писать сам не может, но, чтоб вы не сомневались, что он выдужал от своих ран, шлет собственноручную подпись и горячий комсомольский привет.

Ваш Гена Наливайко».

Внизу стояли две неровные буквы: «М. Б.».

— Митя Бурцев! — задыхаясь от счастья, прошептал Васек.

— Митя!.. Митенька!.. — Девочки крепко обнялись. — Какое счастье!..

Ребята, не веря своим глазам, смотрели на Генкины каракули и на волшебные буквы внизу: «М. Б.».

— Садись за стол, Севка! — заорал вдруг Мазин, ударив об пол кепкой. — Где письмо родителям? Сначала будем писать. Начисто, без помарок! Садись, Севка!

— Садись, садись! — усаживали Севу товарищи и, захлебываясь от радости, со всех сторон диктовали ему новое письмо.

— Ах ты батюшки! Да вы хоть не все сразу! В ухо-то ему не кричите! — глядя на них, улыбалась тетя Дуня.

— Ничего, ничего… — бормотал Сева, торопясь записать все, что ему диктовали ребята.

По новому письму выходило, что Митя Бурцев, верный сын своей Родины, геройски сражался с фашистами и, получив смертельные раны, совершенно выздоровел и скоро снова пойдет в бой.

«Слава родителям, у которых такой сын! Счастье нам, что у нас такой вожатый! Пионерский отряд школы № 2», — торжественно подписал в конце письма Сева Малютин. Потом каждый из ребят поставил под посланием начальные буквы своего имени и фамилии. Васек тоже подписал совсем как Митя: «В. Т.».

К семи часам утра ребята собрались около школы. Леонид Тимофеевич уже был там и о чем-то оживленно беседовал с двумя Миронычами. Ребята быстро разобрали топоры, пилы. Елена Александровна еще с вечера заготовила хлеб и огурцы и теперь выдавала их на руки. Вышли на улицу.

— Не рассыпайтесь по всей мостовой, — сказала Елена Александровна, — в городе нужно идти организованно.

Несмотря на ранний час, люди уже куда-то торопились. Проехали мимо на грузовиках красноармейцы, прошли ремесленники в рабочих спецовках. Встретились девушки в военной форме.