От этой мысли ему стало дурно. А если бы она стала смотреть так на самого Джорджа, что бы он делал? В прошлом он всегда бежал со всех ног от женщин, которые начинали бросать на него влажные взоры, но вот если бы Изабелла одарила его таким взглядом…

Сердце застучало сильнее. Джордж тряхнул головой и отогнал видение прочь. Он обдумает это в другой раз и предпочтительно не в ее присутствии, чтобы не рисковать.

Джордж так поспешно перевернул страницу, что едва не порвал изображение Джулии и Рэвелстоука. Перевернул и тут же пожалел об этом. С рисунка на него смотрел его собственный портрет.

– Это рисовал очень талантливый человек.

Джордж чуть не подпрыгнул от неожиданности. Изабелла приблизилась абсолютно неслышно.

– Талантливый, – согласился Джордж. – И беспощадный.

– В Лондоне ты одеваешься именно так?

Как и в других портретах, мисс Аберкромби преувеличила некоторые детали. В его случае это была одежда. Блеск на ботинках изобразила так, что он затмевал солнце. Уголки воротничка торчали выше ушей и почти закрывали лицо. Галстук был завязан невообразимым узлом, а волосы…

Джордж рассеянно поднял руку, чтобы проверить. Так он и думал. Никто не носит такой немыслимый кок. Не носил даже Красавчик Браммел до своего падения. И уж конечно, не Джордж Аппертон. Неужели он так выглядит в глазах света? Нелепый щеголь, пустой денди, который кое-как проводит летние и осенние месяцы, ожидая, когда общество вернется в Лондон, чтобы снова целыми днями спать, а по ночам торчать в игорных домах и казино.

Но ведь отец хотел видеть его как раз таким человеком. Пустым, рассеянным, пожалуй, даже распущенным. И Джордж показал себя прилежным учеником. Он откашлялся:

– Ну, не до такой степени. Таких вообще не бывает, во всяком случае, я не видел.

– А я видела. – Джордж не успел потребовать, чтобы она привела пример, как Изабелла спросила: – А художник знает, что ты играешь на рояле?

Проницательный взгляд мисс Аберкромби видел Джорджа насквозь. Она изобразила его стоя. Именно так он позировал ей в саду. Но фон был явно дорисован позже, когда Джордж невольно выдал свою тайну. Художница добавила махину рояля. Теперь казалось, что Джордж, стоя в своей напыщенной позе, пытается спрятать его от зрителя.

– Браво, мисс Аберкромби.

– Мне кажется, ты тянешь время, – заметила Изабелла. – Если бы мне было на что держать пари, я бы поспорила, что ты не хочешь исполнять задание.

Пальцы Джорджа замерли. Последний чистый звук стих в ночи. Эти руки умело касались и клавиш, и ее тела. При этой мысли Изабелла закусила губу.

Когда она еще была Изабеллой Маршалл, ей случалось встречать таких денди, каким изобразила мисс Аберкромби Джорджа. Мужчин, которые часами решали, какой именно цилиндр подойдет к этим панталонам, и доводили своих камердинеров до белого каления, требуя, чтобы их галстук был повязан определенным образом. Самовлюбленных ослов, лучшим другом которых являлось трюмо, таких же плоских и пустых, как этот их лучший друг.

Но Аппертон казался ей другим. Для него забота о внешности была лишь фасадом, за которым он прятал свою истинную суть. На самом деле Джордж был куда более глубокой личностью с более серьезными заботами и, возможно, скрытой болью.

Джордж распахнул глаза, словно очнувшись от многочасового транса.

– А ты играешь на фортепьяно?

Вопрос застал Изабеллу врасплох.

– Не так, как ты.

– Тебя ведь наверняка учили. Разве способность нажать несколько клавиш на рояле не является непременной частью образования юной леди? – Ненужное ударение на слове «леди» придало высказыванию некоторый цинизм. – Во всяком случае, у нас в доме считают именно так.

– У меня лучше получалось вышивание.

Джордж поднялся со стула.

– Иди сюда. Сядь.

– Но у меня даже близко нет твоего таланта. – Не говоря уж о том, что Изабелла несколько лет не дотрагивалась до клавиш. Она сжала пальцы в кулаки.

– Я дал тебе концерт, теперь твоя очередь, – непререкаемым тоном произнес Джордж. По телу Изабеллы прокатилась теплая волна. Оно еще не забыто того, что произошло в коттедже. И у нее на кухне. Она мечтала о повторении, снова и снова.

Если она будет послушной, вдруг его странное настроение изменится и они займутся чем-то более приятным? Изабелла села у рояля, разгладила юбки и поставила руки, как ее учили, – первый палец правой руки на до первой октавы, а пятый палец левой – на до малой.

– Столько времени прошло. Я, честно, не знаю, помню ли что-нибудь. – В последний раз она садилась за рояль как раз перед первым балом. Юная девица в белом, сама невинность, демонстрирует свои достижения свету. Семья ею гордится. – Что мне сыграть?

Джордж стал у нее за спиной. Изабелле казалось, что его дыхание колышет волосы у нее на голове.

– «Eine kleine Nachtmusik» – маленькую серенаду Моцарта.

– Но она же для струнных.

– Есть переложение для фортепьяно.

– Но Моцарт… Пощади. – Изабелла уронила руки на колени.

– Моя сестра Генриетта разделывает ее, как свиную тушу, с завидной регулярностью, – с нескрываемой горечью произнес Джордж. – Едва ли у тебя получится хуже.

Изабелла хотела обернуться, чтобы заглянуть ему в глаза, но вспомнила, где именно он стоит, и испугалась, что уткнется лицом не туда, куда следует.

Джордж нагнулся, грудью касаясь ее спины, а щекой – щеки. Запах сигар, бренди и мужчины защекотал ей ноздри. Он положил левую руку на клавиши и передвинул третий палец ее правой руки на соль третьей октавы.

– По крайней мере веди тему.

Изабелла ударила по клавишам, сыграла несколько тактов, постоянно чувствуя за спиной присутствие Джорджа. Его рука почти обнимала ее, а аккомпанемент быстро превратился в контрапункт. Изабелла споткнулась и прекратила игру, но левая рука Джорджа продолжала выбивать безжалостное аллегро. Даже когда Изабелла постоянно занималась, она не могла поддерживать такой ритм.

А Джордж не останавливался. Тему он напевал сам, но она постепенно превратилась в нечто совсем незнакомое. Аккорды были те же самые, но Джордж изменил порядок, импровизируя, как, по слухам, делал настоящий автор серенады. Он так увлекся, что даже не заметил, когда Изабелла сложила руки на коленях.

– Если ты хотел Моцарта, – заметила она, – то лучше бы выбрал одну из опер. Тогда я могла бы спеть.

На миг пальцы Джорджа остановились. Его правая рука проскользнула к клавишам. Теперь он окружал ее с обеих сторон. Изабелла оказалась в ловушке его объятий. Джордж сыграл несколько мощных аккордов, затем проявилась звонкая, словно хохочущая, мелодия, и лишь тогда Изабелла узнала начальные такты «Волшебной флейты». Разумеется, опера была оркестрована для целого оркестра, но Джорджу удалось передать ее дух в фортепьянном переложении.