Шестой путь. Толстяк пошел вниз, волоча чемодан. Егор остался наверху, ежась от ветра. Он навалился на перила и вглядывался в освещенный перрон. Проводница первого вагона куталась в плащ. Толстяк бухнул рядом с ней поклажу и полез за билетом. У второго курили парни с рюкзаками и гитарой в чехле, один что-то рассказывал, и все смеялись. Литерный прицепили третьим. Возле него стоял военный в шинели и без фуражки.

Отец.

Снова хрипло заговорил динамик. До отправления – пять минут. Егор поддернул на плече сумку и зашагал вниз.

Толстяк уже поднялся в вагон и пыхтел в тамбуре, борясь с чемоданом. Егор прошел мимо веселой компании, мельком позавидовав. Он бы тоже хотел поехать вот так с друзьями.

В литерном ярко светились окна. За ними суетились, укладывая вещи. Молоденький лейтенант обнимал девушку. Пацаненок лет пяти прижался лицом к стеклу и корчил рожи. И вдруг Егор заметил маму. Она стояла в коридоре и удивленно смотрела на него. Потом махнула рукой и побежала в тамбур.

– Папа, – сказал Егор в шинельную спину с перекрещенными ремнями. – Я поеду с вами. Я в интернате не останусь.

Отец обернулся, соскочила с подножки мама в распахнутом пальто…

Ох, как ему тогда попало! Егор не перебивал. Но, когда отец сердито спросил: «Ты понял? Марш в интернат!» – ответил:

– Я там жить не буду. Хоть что делайте.

И тут дали отправление.

Мама с Егором остались на перроне. Поезд простучал колесами, увозя отца в пограничный гарнизон.

– Я туда не вернусь, – упрямо сказал Егор, хотя ему было очень жалко маму. Отвел глаза, чтобы не видеть, как у нее подрагивает нижняя губа.

Конечно, он вернулся. Но только под честное слово, что в первый же день каникул заберет документы и отправится в Верхнелучевск.

…послышались шаги, и в комнату ввалился сосед. Его успели растереть – остро запахло травами и спиртом. Закутанный в одеяло, Юрка походил на кулек, из которого торчали ноги в больших, не по размеру, ботинках. Следом шел настоятель в мокрой понизу рясе.

Сосед сбросил обувку и забрался на кровать. Нахохлился, подтянув колени к груди. Михаил Андреевич сел на табурет и внимательно посмотрел на Юрку.

– Странно. Мне казалось, подобные шалости не в твоем характере.

– Это не шалость.

– Тогда зачем?

Юрка ответил нехотя:

– Проверял. А вдруг я… ну, не совсем вейн. Может, у меня случайно получилось. Я же не думал, что в воду!

Настоятель ткнул ему пальцем в лоб.

– Умная твоя головушка! Что же ты мне не сказал? Неужто не пособили бы? На то у нас и школа.

Юрка растерянно поднял глаза на Михаила Андреевича.

– Спасибо Всевышнему, успели с лодкой. А то потонул бы, как кутенок.

– А как вы узнали? – спросил Юрка и с подозрением покосился на Егора.

Тот хмыкнул. Вот еще, следить за ним! Очень надо!

– Вам объясняли, что можно взять ориентиры на человека? – спросил Михаил Андреевич.

Юрка кивнул.

– Тут, собственно, как с поводырями: один не в силах, а другой и трех проведет. Порой взятые на человека ориентиры так прочны, что устанавливается односторонняя связь. И если этот человек пройдет через узел, вейн уловит колебания, а то и следом шагнуть сможет. Такие ориентиры называют маячками.

Юрка слушал, неприязненно глядя на отца Михаила.

– Ну и чей на мне? Ваш?

– Нет. Хельги.

Сосед опешил.

– Ей-то зачем?!

– Себя проверяет, тренируется. Не беспокойся, я велю, чтобы сняла.

По стеклу барабанили капли – дождь разошелся не на шутку. Гудело и грохотало возле Красных камней. Егор лежал тихо-тихо, как мышка.

– Юра, может, ты все-таки расскажешь, что с тобой случилось? – спросил настоятель. – Вдруг я сумею помочь?

– А вы знаете такого: Виктор Зеленцов, вейн?

Михаил Андреевич покачал головой.

– Ну вот и все! – отрубил Юрка.

– Что же… Спокойной ночи.

Настоятель ушел. Сосед лег, завернувшись в одеяло, и сказал глухо:

– Я чего еще полез: у меня один раз получилось на Дана выйти. Хотел проверить: чую его или нет.

Шмыгнул сердито носом. Егор ждал, готовый к разочарованию.

– Ни хрена. То ли я дурак, то ли нужно, чтобы Дан рядом с узлом был.

Скрипнула койка – Юрка отвернулся к стене. Засопел. А Егор еще долго смотрел в потолок.

…Когда впервые поднялся на крепостную стену – дух захватило. Будто в прошлое перенесся, того и гляди, выплывет из-за холмов ладья, и покажется на дороге конный отряд под развевающимися знаменами.

Родька Массель панибратски похлопал каменный зубец.

– Жуть какая старина! Говорят, реставрировать собираются, а потом откроют музей. Пушки привезут, настоящие. Которые ядрами стреляли. Тут в древности такие бои были – ого-го!

В «ого-го какие» бои Егор не поверил, но спорить не стал.

Это случилось весной, а летом вместо реставраторов крепость заняли военные. Мальчишки сунулись, но их погнали часовые, еще и по шее пригрозили дать.

– Ну и подумаешь! – проворчал Родька. Крикнул: – Мы вообще купаться идем!

Никуда, конечно, они не ушли. Громко переговариваясь, скрылись из виду, а потом по-пластунски вернулись и залезли на деревья. Ждать пришлось долго. Уже стемнело, когда подошли грузовики, и солдаты начали выгружать длинные тяжелые ящики.

– К учениям готовятся, – с завистью шепнул Родька.

Тогда Егор согласился, подумав, что солдат разместят в крепости. Но сейчас «букашка» проскочила сверток. Натужно гудя мотором, машина форсировала крутой склон и выехала на берег.

Лагерь разбили тут, в окружении сосен и редкого березняка. Ни старый деревянный мост, ни новый, который к осени обещали сдать, отсюда не просматривались – прятались за излучиной. Зато виднелась угловая западная башня крепости.

Командовал в лагере, к радости Егора, лейтенант Миддель. Он знал, что Натадинель-младший не какой-нибудь лопух, а в прошлом году сдал на серебряный значок ГТО воинской ступени. На стрельбы допустил, и результат Егор выбил четвертый по роте.

Отца он почти не видел, тот уезжал затемно, возвращался ненадолго и снова пропадал до сигнала «отбой». Пару раз за подполковником Натадинелем присылали капитана с лычками безопасника, но чаще его сопровождали местные пограничники. А как-то отец появился с незнакомым майором инженерных войск.

Егор не собирался подслушивать. Он лазил в кустах, разыскивая гильзу, и, услышав голоса, не стал высовываться.

– …перестраховка. Вспомни, хуже было.