Я покинул дворец, чтобы отправиться в больницу и вернуться позднее. Около восьми часов вечера я закончил работу и собирался ехать в Царское Село, когда меня позвали к телефону.

– Доктор Деревенко, – прошептал санитар, который дежурил у аппарата.

– Думаю, – сказал Деревенко, – что сегодня вечером не стоит вас больше беспокоить. Но я буду рад, если мы сможем увидеться завтра утром в девять часов…

Он знал, что тайная полиция прослушивает все телефонные разговоры, которые ведутся из Царского Села. Поэтому больше он ничего не сказал. Но чтобы понять, что произошло за прошедшее время, много слов и не требовалось.

На следующее утро в девять часов я прибыл в Царское Село. По лицу Деревенко стало ясно, что произошло.

– Вчера вечером в десять минут седьмого Распутин был у постели царевича, – сказал он. – Присутствовали император и императрица. Он наклонился над кроватью, благословил ребенка и сказал, что кровотечение незначительное и скоро прекратится.

– А потом? – спросил я.

– Вскоре после этого я заменил тампоны, чтобы проверить это утверждение. В восемь часов, незадолго перед тем, как я вам позвонил, не было ни единого следа кровотечения. Только в десять часов появился очень незначительный след. За ночь ничего не изменилось…

– А сегодня утром?

– Сегодня утром я заменил тампоны, – сказал Деревенко. – Кровотечения нет – я вам покажу…

18

Мой визит к царевичу утром 6 декабря 1915 года оказался для меня последним посещением Царского Села. Я стал свидетелем «третьего чуда», совершенного Распутиным над царевичем. Оно объясняется тем, что маленькие кровеносные сосуды, сужение которых регулируется нервами, а не волей человека и которые после травмы блокируются лишь на некоторое время, благодаря внушению Распутина сузились надолго. В результате кровь царевича, которой для свертывания необходимо долгое время, успела свернуться.

В середине 1916 года я уехал из Петербурга и стал начальником больницы на Кавказе. Оказавшись там, позднее я смог скрыться от вихрей революции и бежать сначала в Белград, а затем в Париж. Со мной остались воспоминания о тех трех решающих моментах в жизни царевича, которые превратили Распутина, крестьянина из села Покровское, в того, кем он был во время моего отъезда из Петербурга и кем оставался до смерти в ночь с 16 на 17 декабря 1916 года: другом царя и царицы, которым они восхищались и которому безгранично верили, их наставником в человеческих и духовных делах и, наконец, их советником в политических вопросах, что и сыграло роковую роль. Я был свидетелем того, как болезнь царевича привела к этому невероятному взлету необразованного человека.

Какую роль Распутин действительно сыграл в судьбе России, насколько он виновен в крушении империи – этого мне узнать не довелось. Но немало очевидцев изложили свои – противоречащие друг другу – мнения в сотнях книг об этой эпохе.

По-настоящему меня всегда интересовала не политика, а медицина, и я могу объяснить феномен Распутина только с медицинской точки зрения. Но в конечном счете именно этот интерес заставил меня после последней встречи с больным царевичем следить за дальнейшей судьбой несчастного ребенка.

Сначала я узнавал о нем из писем профессора фон Бредена, позднее – из разговоров с очевидцами, которым, как и мне, удалось бежать из России, и, наконец, из документов, опубликованных революционерами и противниками революции. После тех декабрьских дней 1915 года я никогда не мог забыть маленькое лицо покорившегося судьбе ребенка, у которого из носа текла и текла кровь.

Когда 17 декабря 1916 года я узнал об убийстве Распутина, то первым делом подумал о мальчике в Царском Селе, чья судьба так часто переплеталась с судьбой Распутина, что гибель одного рано или поздно могла привести и к гибели другого. Из писем фон Бредена я узнал, что в течение 1916 года легкие приступы болезни шесть раз заставляли царевича лежать в постели с давящими повязками. Каково ему приходилось в первые недели после смерти Распутина, я так никогда и не узнал.

Как бы то ни было, 13 марта 1917 года, в день, когда революция в Петербурге в первый раз угрожала стенам царскосельского дворца, царевич лежал больной в постели. Он споткнулся, и произошло кровоизлияние в стопу. Оно не угрожало жизни двенадцатилетнего мальчика, но не позволяло ему двигаться и тем самым сделало невозможным отъезд из Петербурга.

В этот день император еще находился в ставке в Могилеве. Весь Петербург оказался в руках повстанцев. Сформировалось революционное правительство под председательством бывшего председателя Государственной думы Родзянко. Император направил войска, чтобы очистить Петербург от революционеров, но безуспешно. В тот день, 13 марта, в Царское Село пришло последнее прямое сообщение от него – телеграмма, призывавшая императрицу выехать с семьей навстречу к нему в Гатчину. Между тем доктор Деревенко заявил, что транспортировка царевича невозможна.

Так провалился единственный и последний план бегства из Петербурга. Но его едва ли удалось бы выполнить даже в случае, если бы царевич не был болен, так как уже после полудня вся сеть железных дорог оказалась в руках революционеров. Войска, отправленные на Петербург, в конце концов перешли на сторону восставших.

Гвардейский полк под командованием генерала Россина занял дворцовую площадь и окружил ограду дворцового парка, выставив усиленный караул. К вечеру подошли революционные формирования. Россин заявил, что будет защищать Царское Село, но превосходящей силе уступит и попытается уйти с остатками своего полка. Он был готов взять с собой семью императора. Однако императрице было ясно, что для царевича это означало бы верную смерть. Она просила Россина пойти на переговоры с восставшими. Поначалу удалось избежать столкновений. Стороны договорились о создании безопасной зоны.

Известия от императора больше не приходили в Царское Село. Никто не знал, что уже 15 марта Николай II передал представителям Думы акт об отречении от престола. Это произошло в Пскове, когда революционные солдаты воспрепятствовали дальнейшему проезду императора.

Никто не знал, что после этого Николай Александрович снова отправился в Могилев, чтобы попрощаться со своими офицерами – теперь уже не в роли императора и главнокомандующего, а в качестве полковника Романова.

Во все время осады Царского Села царевич лежал в своей постели и не подозревал о происходящем. Только 21 марта он узнал о произошедших событиях от своего сухого и педантичного наставника Жильяра. В своем дневнике Жильяр записал: «Мальчик был сбит с толку. Он задавал много вопросов, на которые я не мог ответить». Вероятно, Жильяр был не создан для того, чтобы отвечать на вопросы несчастного ребенка, который в лице Распутина только что потерял своего детского бога и теперь переживал катастрофу, которая должна была поглотить его маленький и, несмотря на все богатство, жалкий мир. 22 марта император прибыл в Царское Село под охраной революционеров. Когда его экипаж остановился перед воротами, охранник крикнул лишь: