— Ну, как сказать? Украинские "кольчуги" дают где-то двести километров — но там всё же импульс есть. Эту, австрийскую, обнаружить никак невозможно — но с дальностью пока не очень. Мужики, правда, что её смотрели — говорят, что, ежели те мастера, что её создали, напрягутся — то машинка сможет дать дальность обнаружения в сто сорок — сто пятьдесят километров, и высотность — около тридцати. Тогда можно будет её уже всерьез опасаться…

— Значит, не зря мы сто пятьдесят тысяч евро выплатили за эту железяку?

— Не зря.

Генерал вздохнул.

— Ну, тогда хорошо. У меня к тебе есть одна просьба, зело срочная. У тебя тут, под рукой, какой заводишко есть механический?

— Есть. В Долгопрудном.

— Надо мне сделать тут одну штуку железную, пустотелую — я вот тебе её сейчас нарисую — и залить её свинцом. Плюс понасобачить на неё всяких датчиков, чтобы выглядела загадочно и жутковато. Смогут они её сделать?

— Думаю, да. Когда нужна эта железяка?

— Да нужна она была уже вчера, но завтра к утру будет ещё не шибко поздно.

Румянцев кивнул.

— Сделают. Набросайте мне её вид.

Генерал обернулся к хозяину кабинета

— Левченко, дай-ка мне листик бумаги.

На тут же возникшем листе генерал, немного подумав, набросал эскиз некоего предмета, имеющего форму параллелепипеда.

— Вот такой гробик — сто сорок на шестьдесят на шестьдесят — пущай твои умельцы соорудят. Датчиков разных шесть штук пусть присобачат на верхней панели — я тут нарисовал, где именно, рукоятки для переноски; и весить эта хрень пусть будет четыреста десять — четыреста двадцать килограмм.

Румянцев кивнул.

— Ясно. Сейчас выезжаю, к утру будет готова. Куда отправить?

Генерал глянул на Левченко, и, улыбнувшись, ответил:

— В городок Гороховец, Владимирской губернии. Пусть там где-нибудь на стоянке твой человек вместе с машиной и этой железякой поселится; к полудню завтрашнего дня груз должен быть на месте, ждать дальнейших приказаний. Справишься?

— Справлюсь. Разрешите идти?

— Давай. Тысяч двести тебе на это дело хватит?

— За глаза. На свинец, главным образом.

— Гут. Получи у Маслова деньги — и гони, не теряй времени. Кто повезёт? Дорога неблизкая, и разные ненужные расспросы о грузе со стороны всяких гаишников мне, учти, не нужны.

— Капитан Кулешов. Тот, что участвовал в операции "Обилич", вместе с покойным Максимом Полежаевым11.

— Хорошо. Этот справится. Ладно, давай, чеши, времени у тебя в обрез.

— Есть!

Когда Румянцев вышел — генерал, вздохнув, посмотрел на Левченко и покачал головой.

— Ладно, подполковник, выходи из ступора. Ты мне нужен с ясной головой — а ты, похоже, всё ещё продолжаешь терзаться сомнениями. Терзаешься?

Левченко кивнул.

— Терзаюсь. Вообще, откровенно говоря, не совсем понимаю, что происходит.

Генерал помолчал, а затем достал пачку сигарет, покрутил её в руках — и с тяжёлым вздохом положил свой "Честерфилд" обратно.

— Ладно, пока воздержусь. Говоришь, не понимаешь, что происходит?

— Не понимаю.

— А ты с другой стороны посмотреть на проблему не пробовал? Пока у тебя такой, как я понимаю, алгоритм сложился — некие злодеи ввезли на нашу территорию какую-то жутко радиоактивную бяку, чтобы её здесь, у нас, может быть, где-нибудь под боком у Государственной Думы, на каком-нибудь Кривоколенном — и использовать. Так?

— Так точно.

— Даже "так точно"! Ну-ну…. А попробуй-ка посмотреть с другого боку — может, всё это вовсе и не так?

— То есть… то есть как не так?

Генерал вздохнул.

— Всё же ты стареешь, Левченко. Не быть тебе генералом, попомни мои слова. — Затем Калюжный, улыбнувшись, продолжил: — А попробуй предположить, что эту страшную хрень везут сюда тайно совсем не для того, чтобы схоронить, или, того хуже, взорвать — а, наоборот, чтобы в целости и сохранности продемонстрировать городу и миру, урби эт орби — так, кажется, по-латыни?

Левченко кивнул.

— Ну вот. И продемонстрировать её при стечении почтеннейшей публики с блокнотами, фотоаппаратами и кинокамерами, чтобы эта демонстрация вмиг по Си-Эн-Эн и прочим телеканалам новостью номер один промчалась. Помнишь, я как-то тебе ставил задачу — при помощи ядерного боеприпаса посадить аглицкую королеву в лужу?

— Помню.

— Ну вот. Предположим, что некто хочет посадить в лужу уже нас — не нашу лавку, конечно, а страну, Россию — но таким же способом.

Левченко встрепенулся.

— Но для этого надо иметь наш же боеприпас?

И тут генерал, посмотрев в окно — серьезно произнёс:

— А они его ИМЕЮТ.

В кабинете повисла напряжённая тишина. Затем Левченко, нахмурив брови, спросил осторожно:

— То есть то, что едет сейчас в "газели"…

Калюжный кивнул.

— Он самый. Самый что ни на есть наш, родной. Со всеми необходимыми надписями и прочими безусловными признаками — по каким любой специалист его в лёгкую опознает.

Левченко задумался — а затем, посмотрев на генерала, сказал:

— И везут его вовсе не для того, чтобы сохранить в секрете, а, наоборот, чтобы где-то на какой-то границе продемонстрировать — дескать, вот они, злодеи, ату их! Так?

Генерал кивнул.

— Именно так. А теперь подумай, на какой границе это должно будет произойти? А?

Левченко развёл руками. Но генерал отрицательно покачал головой.

— А ты не торопись сдаваться. Ты подумай, подумай. Голова — она ведь не только для фуражки…

— Ну, разве что если методом исключения. Китайская — не годится; у Китая этих боеприпасов своих до хрена и больше, наши туда везти смысла абсолютно нет; да и ловить их там некому. Казахская? А дальше куда? Не к талибам же в Афганистан…. Если бы в Кабуле ещё наш поднадзорный режим был бы — куда бы ни шло, а так…. Никто не поверит, даже если этот груз и будет пойман. Азербайджан? Хм…. Азербайджан. От Дербента до Астары всего километров триста пятьдесят где-то…. Иран? — И тут глаза у Левченко неожиданно заблестели: — Значит, эта буча насчёт гребенника была спланирована той стороной именно в предвидении появления этой хрени на азербайджанской границе!? Так?

Генерал скупо улыбнулся.

— Наконец-то. Я уж думал, ты ещё часа два будешь гадать на кофейной гуще. И не гребенника, а гребневика. Ихтиолог из тебя…. В общем, что-то долго ты соображал, я уж было вообще решил надежду утратить.

Левченко кивнул.