Она взяла листок, на котором было несколько неровных торопливых строк, написанных дрожащей рукой.

«Я знаю, что ты хочешь уйти от меня к Демьену де Фонвиллю.

Я не могу жить без тебя».

И все. Ни имени адресата, ни подписи.

Шайна заметила многозначительные взгляды, которыми обменялись слуги. Несомненно, они поверили в то, о чем написал Йен.

«Почему письмо не запечатано и даже не сложено?» – мелькнула мысль в голове Шайны. Выходит, Йен хотел, чтобы его предсмертную записку увидел каждый, вошедший в спальню? Непонятно. И при чем тут Демьен? Она никак не собиралась уходить от Йена к этому французу. И сам Йен прекрасно знал это. Ему было легче умереть, чем пережить ее уход к герцогу? Да, но разве он не был готов уступить Шайну Демьену в обмен на его магические услуги? Тоже непонятно.

Похоже, что Йен хотел после своей смерти устроить грандиозный скандал, уничтожить Шайну своим посмертным посланием, посеять слух, который навсегда отлучит ее от приличного общества, сделает Шайну таким же изгоем, каким сам Йен был всю жизнь.

– Йетс! – подозвала она дворецкого. – Необходимо заняться приготовлениями к похоронам милорда!

– Но это самоубийство, миледи… – осмелился произнести дворецкий.

Он, как и Шайна, прекрасно знал, что по правилам самоубийц хоронят вне церковной ограды, на специально отведенном клочке земли на краю кладбища и не огораживают их могил, чтобы любой прохожий мог попирать прах безумца ногами. И об отпевании самоубийцы не могло даже быть и речи. Уходя самовольно из жизни, эти люди добровольно отрекаются от бога и предают свою душу дьяволу. Вечные адские муки – вот печальный удел этих несчастных.

– Нужно немедленно сообщить графу Деннистону, – распорядилась она. – Если его нет в Лондоне – виконту Лейтону. Расскажите им, что произошло. Спросите у них совета – что нам предпринять.

Йетс поклонился и отправился выполнять поручение. Шайна распорядилась перенести тело Йена в его комнату, а ее вещи – в свободную спальню, предназначенную для гостей. Она не смогла бы заставить себя лечь в постель, на которой покончил с собой ее муж.

Габриель стоял в укромном уголке возле дома Лейтонов на Джермин-стрит. Новость о самоубийстве Йена уже успела разлететься по Лондону. Его предсмертная записка была известна всем – ее обсуждали на каждом углу, в каждой гостиной, в театре, в тавернах…

По распоряжению графа Деннистона тело Йена было перевезено в загородное имение Лейтонов, где его должны были предать земле. Шайну на похороны не пригласили, да она не очень-то и стремилась на них. Та часть ее жизни, что была связана с Йеном, осталась позади – бесповоротно, навсегда.

Итак, Габриель дежурил возле дома Шайны, ожидая – как, впрочем, и все лондонское общество, – что же она предпримет дальше. Он все откладывал и откладывал встречу с нею, хотя накопившиеся вопросы рвались наружу, требовали ответа. Он не верил, не мог поверить, что она была способна довести своего мужа до самоубийства. Хотя разве в свое время она не отправила – бездушно, хладнокровно – самого Габриеля и его людей на суд, на пытки, на казнь? Так что для нее тогда жизнь или смерть еще одного человека?

Габриель насторожился. Из дома вышли слуги с большими дорожными сундуками и принялись грузить их в подъехавшую повозку. Похоже, что Шайна готовится к отъезду. Интересно – куда?

Вот с багажом было покончено. Сопровождающий повозку слуга захлопнул дверцу и уселся на облучке рядом с кучером. Они обменялись несколькими фразами, и Габриель сумел узнать этих людей. Они не были слугами Шайны. Это были лакеи герцога де Фонвилля.

Габриель не поверил своим глазам, когда из дома вышла Шайна и уселась на мягкие подушки кареты. В ту же минуту кучер тронул лошадей и экипаж двинулся с места. Как только он свернул за угол, проезжая мимо того места, где прятался Габриель, внутри него обнаружился еще один пассажир. Это был герцог де Фонвилль собственной персоной, учтиво наклонившийся к Шайне, сидевшей напротив.

– О господи! – выдохнул Габриель, провожая карету взглядом. – Он-таки сделал это! И она – она тоже хороша! Не успел Лейтон остыть в своей могиле, а она уже уезжает с этим проклятым французом!

Последние надежды, последние остатки его доброго отношения к Шайне рухнули. Сука бесстыдная! Дрянь, которой ничего не стоит послать на виселицу дюжину парней! Боже, какая же тварь!

Сгорая от ненависти, Габриель вскочил на своего коня, который был привязан неподалеку, и пришпорил его.

Он поскакал к дому своей бабушки на Гросвенор-сквер. А эта дрянь пусть пока позабавится со своим французиком.

Пусть пока наслаждается жизнью! Вскоре ей придется ответить за все.

Шайна догадалась обо всем, лишь когда карета тронулась с места. Йетс сообщил, что экипаж подан к крыльцу, и она быстро покинула дом и заняла место внутри кареты, не обращая внимания ни на сам экипаж, ни на кучера. Она и не заметила подмены.

Она поняла все лишь тогда, когда увидела напротив себя насмешливые желтые глаза Демьена де Фонвилля.

– Что вы здесь…

Шайна замолчала и огляделась. Теперь до нее дошло, что это чужая карета. Ее была обита внутри голубым шелком, а эта – темно-зеленым. Выглянув в окно, Шайна убедилась, что едет совсем не в сторону Сент-Мартин-стрит, где ее ожидает леди Саттон.

– Куда вы везете меня? – холодно спросила она.

– В Олдвич-Эбби, – последовал короткий ответ.

– О нет! – закричала она. – Нет! Немедленно остановите карету!

Она постучала в переднюю стенку, желая дать сигнал кучеру. Но Демьен тут же распахнул крошечное окошечко, сквозь которое можно было говорить с возницей.

– Поезжай! – приказал он. – Ни на что не обращай внимания и не останавливайся до самого замка!

Кучер прикрикнул на лошадей, и карета покатила еще быстрее. Вот уже и окраины Лондона остались позади, и за окном кареты потянулись маленькие, тихие пригородные деревушки. Первым порывом Шайны было распахнуть дверь и бежать, любым способом бежать! Но лошади мчали все быстрее, а камни, мелькавшие на обочинах, были такими острыми… Нет, выпрыгнуть на полном ходу было бы настоящим самоубийством!

Шайна поймала ехидный, ядовитый взгляд Демьена.

– Зачем вы сделали это? – гневно спросила она. – Вы же прекрасно знаете, как я вас ненавижу!

– Да, для меня это не секрет, – спокойно протянул Демьен. – Но со временем…

Он пожал плечами.

– Вечности не хватит, чтобы изменить мое отношение к вам, – пообещала Шайна. – Я знаю, что вы за человек. Это вы довели до смерти Йена. Не знаю как, но уверена, что без вашей грязной руки здесь не обошлось. Дворецкий сказал, что перед смертью мой муж получил письмо. Что вы ему написали? Какую гадость?

– Какое это сейчас имеет значение? – жестко усмехнулся Демьен. – И прошу вас, дорогая, не нужно разыгрывать из себя убитую горем вдову. Мне кажется, вы не такая лицемерка.