На двадцать шестой день Луны Волколака я отправился в путь по дороге, ведущей из Веннеспорта в Тревампер. Мерет нарисовала для меня карту Долин, которую я мог открыто показывать кому угодно, с отмеченными на ней жирными линиями населенными пунктами. Также она написала для меня ряд личных комментариев, которые я должен был запомнить наизусть, так что теперь я мог выбирать наименее проторенные тропы, двигаясь все дальше на северо-запад.

Луна Волколака вскоре сменилась Луной Чордоша, а я все еще продолжал тяжкий путь, часто проклиная переменчивую погоду. С утра день мог быть прохладным и ясным, но через час с горных склонов спускались тучи, осыпая меня мокрым снегом, дождем или градом. Иногда казалось, будто на лошадей и на меня поочередно обрушиваются все три стихии.

После Тревампера уже не осталось ничего, что можно было бы назвать дорогой, но мне в любом случае приходилось избегать людных троп. Мое продвижение временами становилось изнурительно-медленным. Я проехал к югу от Лорндола, затем поднялся на холмы к западу, огибая Хавердол, и двинулся дальше на север, взбираясь по крутым горным склонам, отделявшим Итордол на западе от Финдола на востоке.

К этому времени я проделал путь примерно в шестьдесят лиг, и миновала половина Луны Чордоша. Чтобы пополнить уменьшающиеся запасы продовольствия, Я время от времени охотился. В силки, которые я ставил, прежде чем остановиться на ночь, иногда попадались кролики. Несколько раз на ужин мне доставались неуклюжие, медленно летающие птицы, беззаботно располагавшиеся в пределах броска моего ножа.

Добравшись до Палтендола, я тщательно разведал местность, прежде чем спуститься по извилистой тропинке в долину. Торговец шерстью, которого порекомендовали мне в Веннеспорте, оказался, как и многие другие, разговорчивым типом, который без умолку болтал об овцах. Однако он взял у меня серебряный слиток, когда я сказал ему, что не знаю, как долго продлятся мои поиски возле границ Пустыни, и что я предпочел бы купить у него горных пони прямо сейчас.

Пополнив мои запасы, он настоял на том, чтобы отправиться вместе со мной до самой границы Палтендола. Перед расставанием он предупредил меня, чтобы я остерегался весенних снежных лавин, а затем повернул назад, продолжая нести вздор о бесчисленных превратностях судьбы, обрушившихся на местные стада в то время, как он намеревался купить шерсть…

Я никогда особо не интересовался пони, в отличие от лошадей. Вскоре я обнаружил, что это животные весьма своенравные и упрямые. Никогда нельзя заранее предугадать, что у них на уме. Я жалел, что у меня нет подобающих случаю ализонских шпор, и еще больше — о том, что мой пони не имеет никакого представления об ализонской дрессировке. Однако, по мере того как мы забирались все дальше в гористую местность на северо-западе, испещренную безымянными долинами среди отвесных скал, я все больше убеждался, что оба моих животных исключительно твердо держатся на ногах, особенно на предательски узких уступах и крутых склонах. Учитывая характер местности, они казались ничем не хуже наших торгианцев. Смирившись со своенравным характером пони, на котором я ехал, я предоставил ему выбирать любой разумный, с его точки зрения, путь, лишь бы он вел в нужном мне направлении.

Когда до утесов и долин, которые, по словам Мерет, соседствовали с Ферндолом, было уже недалеко, у меня появилась новая ночная привычка. Расседлав пони и завернувшись в дорожное одеяло, я доставал камень Эльзенара и держал его в руке. Я не прикасался к нему ни во время морского путешествия, ни в течение многих утомительных лиг, пока пересекал Долины. В Лормте, беря камень у Мерет, я опасался, что его гнусная магия может вновь овладеть мной, как это случилось, когда я впервые увидел его в Ализоне. К моему облегчению, я не ощущал ни каких-либо беспокоивших меня вторжений в мои сны, ни признаков слабости, подобных тем, что я испытал в Ализоне. Однако я постоянно осознавал присутствие камня. Я ощущал его твердые очертания под камзолом, когда ложился, но не испытывал никаких магических воздействий до тех пор, пока не покинул Палтендол.

Двигаясь по дикому бездорожью, я обнаружил, что моя рука все время невольно тянется к груди. Когда я остановился на ночь в первый раз после того, как расстался с торговцем шерстью, что-то неожиданно заставило меня достать кулон из внутреннего кармана и повесить на шею. Камень казался необычайно холодным — холод ощущался даже сквозь перчатку, но я решил, что это, вероятно, из-за морозного воздуха. Я спрятал камень под камзол, поверх рубашки, и вскоре заснул.

Камень не вторгался в мои сновидения, как прежде в Ализоне, однако, проснувшись на следующее утро, я ощутил некое едва заметное чувство.., направления, словно слабое дуновение ветра подталкивало меня дальше на северо-запад.

После той ночи я каждый вечер перед сном брал камень в руку. Со смешанными чувствами страха и волнения я понял, что странное ощущение влечет меня в точности в том направлении, что было указано на последней карте Мерет — на которой якобы было отмечено место, где следует искать ламантиновое дерево.

Последние четыре или пять лиг мне уже не приходилось обращаться к карте Мерет за ориентирами, поскольку камень сам вел меня прямо к беспорядочному нагромождению серых камней, наполовину занесенных снегом. Судя по моим подсчетам, был двадцать четвертый день Луны Чордоша.

Я настороженно осмотрелся по сторонам. На снегу не было видно чьих-либо следов, его явно ничто не тревожило, кроме ветра. Я накормил и напоил пони, затем некрепко привязал их к росшему поблизости вечнозеленому дереву, так чтобы они смогли освободиться самостоятельно, если я не вернусь. С помощью отломанного от того же дерева сука я разгребал снег, пока под ним не показались ведущие под землю широкие каменные ступени.

Лестница резко сворачивала влево, заканчиваясь занесенной снегом площадкой, затем вновь уходила вниз, в темноту. Среди моего имущества было несколько факелов, но, повернувшись, чтобы забрать их, я неожиданно остановился. Моя рука потянулась к груди, и, прежде чем я успел осознать, что делаю, я обнаружил, что снимаю пепочку с шеи, так что камень свободно повис на моих пальцах. Он сверкал столь ярко, что на мгновение мне показалось, что он сияет ярче естественного света. Шагнув на ведущую вниз темную лестницу, % уже не сомневался в том, что камень действительно испускает холодное голубое свечение. Мне не требовалось никаких факелов, чтобы освещать путь.

Чем глубже я спускался, тем ярче светился кулон, пока я не оказался в большом пустом помещении у подножия лестницы. На древних каменных стенах дрожали мрачные тени. Когда я поднял камень, чтобы оглядеться, он засиял столь ярко, что мне пришлось заслонить глаза свободной рукой.

Внезапно я почувствовал, с той же отчетливой ясностью, как если бы в мою спину вонзилось холодное лезвие, что я здесь не один. Вздрогнув от страха, я резко опустил руку, схватившись за рукоять кинжала, но представшее передо мной зрелище настолько потрясло меня, что оружие так и осталось в ножнах.

Сверхъестественное сияние камня высветило фигуру высокого, черноволосого человека, одетого в светлую мантию старомодного покроя. Прежде чем я успел как следует разглядеть чужака, камень вспыхнул столь ярко, что я чуть его не выронил. К своему ужасу я почувствовал, как цепочка скользит по моей коже по мере того, как кулон медленно, но верно освобождается из моих пальцев. Я сдавленно вскрикнул, увидев, что сверкающий камень поплыл по воздуху в сторону облаченной в мантию фигуры, призывно поднявшей руку.