Поговаривали, опять же, что мерзкий старик пьет кровь молоденьких девственниц, чтобы сохранить остатки здоровья и молодости, и даже купается в крови молодых девушек, но считал это досужими россказнями. – Хакар был не настолько глуп, чтобы уничтожать ценный товар, да и проку-то от чьей-то там крови? Если только пообедать, в лечебные же свойства красной жидкости Ульдар никак не верил. Хотя вначале сомневался, и даже расспросил одного известного мага – мол, правда ли кровь девственниц – магическая жидкость и что с помощью нее можно вернуть молодость?

Маг взял в уплату за совет золотую монету, а потом с удовольствием сообщил, что вернуть молодость не может никто – даже он, великий маг. И насчет крови – это все чушь. Чистая кровь никому ничего хорошего не делает – только изжогу, а еще болезни, которые она может переносить, если ее пить сырой. И что не нужно маяться дурью, а надо платить лекарям за хорошие снадобья, укрепляющие организм, и тогда проживешь в полтора раза дольше – особенно если найдешь себе тихую, спокойную работу. Не такую, как сейчас.

По большому счету участие в десятке капитана Ульдира не особо привлекало, он всегда был одиночкой, удачливым одиночкой, но те, кто состоял в десятке, налогов не платили и, кроме того, пользовались еще некоторыми привилегиями. Например – в торговле. В общем – дополнительная прибыль никому еще не помешала.

После того как корабль встал на рейде, выбравшись на неглубокое подводное плато вдоль берега, капитан спрыгнул в шлюпку, спущенную на воду и через минуту она отчалила от борта, направляясь к невысокой пристани, у которой стояли несколько кораблей, множество шлюпок и рыбацких лодок, облепивших деревянный помост, как мухи труп дохлой кошки.

В бухте было тихо, полуденное солнце, отражаясь от глади воды, слепило глаза тысячами солнечных зайчиков, и Ульдир довольно щурил глаза, вдыхая знакомый запах города. Пахло жареным мясом и рыбой, гнилыми фруктами, выброшенными в море, дохлятиной, нечистотами и дымом тысяч очагов – обычный запах портового города, сладкий и приятный только тому, кто неделями болтался в море, пил затхлую, теплую воду, в которой уже начали заводиться червяки, и давненько не ощущал под ногами твердой почвы, которая не раскачивается и не норовит сбросить за борт на корм морским чудовищам.

В этот раз Ульдир пришел без особой прибыли, если не считать тех денег, что он отобрал у Морны и Ресонга. Зато – живой и полный надежд. Ведь надежда может быть только у живого, мертвецу надеяться уже поздно.

У капитана Ульдира на острове был свой дом. Не очень большой, не такой, как у каждого из десятки, но вполне приличный, имелся даже рабский загон, в котором можно содержать пленников. Ульдир купил этот дом у старика, который решил переехать на Остров, надеясь дожить свои дни где-нибудь в тихом местечке с видом на море, там, где его никто не знает. Там, где никто его не узнает и не воздаст за то, что он некогда творил в своей бурной молодости.

Сюда, на остров Десяти Капитанов, бежали преступники, которым не нашлось места в Союзе Кланов и которые слишком уж прогневали тамошних властителей. Здесь они могли чувствовать себя в безопасности и жить до тех пор, пока о них не забудут на материке.

Жить – если у них были деньги и способность их защитить. Слабаков тут не любили. Нищих – тоже. Слабакам и нищим место в рабском загоне, на многочисленных плантациях, на которых круглый год росли десятки наименований фруктов и овощей.

Остров мог прокормить не только жалкие сорок тысяч человек – миллион человек! Два миллиона! Благодатная почва, удобренная вулканическим пеплом, позволяла собирать изумительные урожаи круглогодично. Палка, воткнутая в землю острова, давала побеги, даже если ее не поливать! Урожаи снимали три раза в год, и жирная земля родила и родила, не истощаясь и не высыхая! Дожди – вовремя, засух нет, потопов нет – живи и радуйся жизни! Пока Создатель не решит, что хватит жить этому пиратскому гнезду…

Архипелаг пиратских островов был «делом рук» огромного вулкана и был на самом деле этим самым вулканом, затихшим в незапамятные времена, но все еще сохранившим остатки прежнего жара. Купальни с горячей водой, гейзеры, плюющиеся кипятком, – этими «чудесами» здешних аборигенов удивить было трудно. Такие «чудеса» они видели каждый день.

Путь капитана Ульдира лежал к Главному Капитану, к тому, кто вершил суд и расправу на всем архипелаге. Главный поддерживал Ульдира и уважал его. После возвращения на остров Мокрассан в первую очередь шел к нему – рассказывал новости внешнего мира и узнавал расклад сил здесь, на своей второй родине, которая скоро могла стать и единственной.

– Чо, точно – из этих баб? Свистишь?

– Ну гля, гля, болван! Чо я свищу-то?! Вишь, у нее на плече знак?! Это ж гвардия ихняя! Смори, осторожнее – хрен знает, что в башке у дуры! Они все дуры! Бабы-то! А эта дура еще и опасная!

– Как будто другие не опасные… Чем дурее, тем опаснее… Хватит языком молоть! Раздевай совсем. Совсем, совсем! Только набедренку оставь, штоб дуракам мечталось лучше – чего там под ней! Хе-хе-хе… А сиськи-то классные! Даром что энта, из гвардии-то!

– Ну баба, как баба… Как по мне, так больно уж большая. Я маленьких люблю, и штоба сиськи в ладони помещались! Молоденькие такие… молочком пахнут… ммм… А эта быка кулаком убьет!

– Ни хрена ты ничо в бабах не понимаешь! И не будешь понимать, патамушта твоя судьбина энто портовые шлюхи. И никакие не молоденькие, штоба молочком пахли. Так и сдохнешь тут!

– Как и ты, промежду прочим, как и ты… гля! Глаза открывает! Эй, подруга, оклемалась, штоля? Очнись! Ну, очнись, твою мать!

Морна сфокусировала взгляд, вернее – попыталась это сделать. В голове все кружилось, вертелось, ее подташнивало – перед тем как вывести из корабля, их крепко накачали дурманом, сильнее, чем обычно. Две недели потчевали какой-то гадостью, вызывающей непреодолимую сонливость и слабость, а в последний раз превзошли себя самих – зелье было просто убойным. Морна абсолютно не помнила, как сюда попала, и не понимала, где вообще находится.

Наконец в полутьме маленькой клетушки она разглядела темное, изборожденное шрамами лицо мужчины, один глаз которого был закрыт бельмом.

Второе лицо маячило рядом, чуть подальше, и глаза этого второго любопытно блестели в свете фонаря.

Что-то беспокоило – Морна провела рукой по груди, ниже и обнаружила, что на ней нет ничего, кроме набедренной повязки. Сосредоточившись на этом факте, тупо спросила, моргая слезящимися глазами:

– Где одежда? Куда дели одежду?! Где я?!

Вышло хрипло, каркающе, и она схватилась за горло, чтобы тут же с удивлением и страхом обнаружить на шее металлический ошейник. Морна вскинулась, попыталась сесть на топчане и рухнула назад, задыхаясь и осознавая отвратительную ужасную истину – рабский ошейник! Все. Кончилась ее жизнь.

– Поняла, да? – как ей показалось, с оттенком сожаления сказал тот, у кого лицо в шрамах. – Теперь ты рабыня. Навсегда. И ладно бы рабынька для траха – дак ты исчо и бойцовая рабыня. Ежели бы для траха – эти воще-то годами живут, а то и всю жизню! А в яме – долго не живут. В яме Создатель быстро на тот свет прибирает! Такая у тебя щас судьба, да. И скока ты продержисся на этом свете – токмо от тебя зависит. Ну и от хозяина, само собой.