Раздалось короткое «бздынь», свидетельствующее о том, что гвоздь сломался – видимо, ржавчина источила его изнутри. Ринке почувствовал, что у него пересохло в горле. Ладони, наоборот, мгновенно вспотели.

– Ничего страшного. Тут на полу навалом таких же. Найди другой гвоздь, – сказала ведьма. – А этот обломок отдай мне.

Ринке высвободил гвоздь из тисков, протянул его мандреченке. Эльф разделил свой шар на два, один из которых оставил над наковальней, а второй завесил у себя над головой. Ринке начал обходить кузницу в поисках подходящей заготовки. Ведьма тем временем очень осторожно выковыривала грязь из скважины обломком гвоздя. Ринке нашел длинный моток мифриловой проволоки – очевидно, кузнец собирался ковать кольчугу. Эльф перетащил моток на наковальню, ударил по проволоке зубилом, отрубая кусочек. Закаленная в крови дракона сталь выдала россыпь искр, но выдержала. Ринке зажал проволоку в тисках. Затем обтер ладони об штаны, снова взялся за молот и, глубоко вздохнув, попробовал снова. На этот раз у него получился вполне сносный крючок.

– Великолепно, – сказала ведьма.

Взяв крючок, Карина вставила его в расчищенную скважину замка на правой руке богини и медленно и нежно прокрутила против часовой стрелки. Ведьма ощутила под отмычкой сопротивление закисшего язычка и нажала чуть сильней. Карина почувствовала, как платье расходится в спине по шву, но не пошевелилась. Замок сухо щелкнул. Потрясенная до глубины души Мать Рябина увидела, как дуга чуть дернулась, выходя из него.

– Вытаскивайте ее, вытаскивайте, – прошипела Карина, удерживая язычок.

Мать Рябина беспомощно посмотрела на эльфа. Она боялась двинуться, чтобы не испортить все. Ринке высвободил дугу. Ведьма отпустила отмычку, раскрыла замок и протащила дугу через отверстие в «ушке» браслета. Затем с усилием развела половинки кандалов в сторону. Под ними показалось худое запястье.

– Вынимайте руку, – тихо сказала Карина.

Богиня медленно подняла руку. Ведьма положила браслет на наковальню.

– Это все? – не веря своим глазам, произнесла Мать Рябина. Богиня смотрела на собственную руку, словно перед ней был по меньшей мере Жезл Власти – артефакт тоже имел форму руки, сжимающей шар.

– Еще три таких же замка, – сухо сказала Карина.

– Но как… – пробормотала богиня. – Откуда ты знала, что…

– Как говорят у нас, от сумы и тюрьмы не зарекайся, – ответила мандреченка. – Этот способ известен любому деревенскому кузнецу.

– Но почему же тогда узники в ваших тюрьмах не снимают с себя кандалы постоянно? – спросил Ринке.

– Снимают, – пожала плечами Карина. – Но там кандалы без замков, их заклепывают наглухо. Сумеешь расклепать, сможешь убежать – твое счастье. Не успеешь – четвертуют.

Ведьма извлекла отмычку из замка.

– Продолжим, – сказала мандреченка. – Ринке, посвети.

В лесу было тихо-тихо, как бывает только самой глубокой ночью, когда на деревьях не дрогнет ни один лист. «Скоро выпадет роса», подумала Энедика лениво, глядя на белеющий в темноте бок Крона. – «Мы намокнем…». Впрочем, эльфке предстояло умереть явно не от простуды, а иммунная система татцелей должна была быть устойчивой и не к таким мелочам, как валяние на холодной земле.

– Можно тебя спросить? – произнесла эльфка.

– Ну? – отозвался маг.

По его тону она поняла, что ныряние в глубины собственной памяти не прошло даром и для Крона.

– Ты на собственной шкуре прочувствовал, к чему приводит ненависть между расами. Ты обладаешь большим влиянием на Искандера; так почему же ты поддерживаешь его политику уничтожения эльфов? Прости, если я ошибаюсь, но говорят, что этот чудовищный закон о раздельном существовании рас был принят с твоей подачи…

– Нет, не с моей, – ответил Крон. – Зачем был принят этот закон, я не могу тебе сказать, даже учитывая, что сегодняшний восход солнца будет последним, который ты увидишь… Извини. Но я никогда не призывал ни к погромам, ни к полному уничтожению сидхов. Я хочу, чтобы каждый народ жил на своей земле. Я не хочу, чтобы кровь людей и сидхов смешалась так, чтобы было уже не разобрать, кто где. Я хочу, чтобы люди оставались людьми. И никогда не оказались в той ситуации, в которой оказались мы, оборотни. Если бы король лис не зачаровал Штернхерца, все оборотни уже погибли бы.

– Понимаю, – медленно сказала эльфка. – Но мы, темные эльфы, никогда не воевали с людьми. Даже с Разрушителями удалось договориться миром. И мы никогда не смешивали свою кровь с мандреченской. Почему ты не остановишь эту бессмысленную войну Мандры и Лихолесья? Ведь ты можешь это сделать.

– Могу, – согласился Крон. – Более того – я уже почти уговорил Искандера на заключение мира. Я думал, что вы тоже этого хотите. Но я был неправ.

«Надо ему сказать», лихорадочно подумала Энедика. – «Чтобы он искал врагов гораздо ближе… О, если бы я знала их имена… Я все равно погибну, но если это приведет к миру…»

Но она не успела. Крон обнял ее.

– Продолжим, – сказал маг. – Я вижу, что моя нить уже натерла тебе руки до крови, пока мы блуждали по лабиринтам моей памяти… Да и я устал. Осталось не так много. Я тебе просто расскажу.

Маг рассеянно провел рукой по ее бедру. Но это была не ласка – Крон подыскивал слова.

– Я успел изучить характер Сандро за то время, что был с ним, – начал оборотень. – Он последнее время сильно заскучал. Императорский дворец для него слишком тесен, он там задыхается. И я как-то рассказал Сандро о том, что один из Великих Беков Сюркистана, Харун, любил гулять по Ринтали. Ночами, в обличье простолюдина. Харун многое почерпнул из своих прогулок. Искандер знал эту легенду, он сам наполовину сюрк. И когда через несколько дней я увидел в его покоях мундир гвардейца, я не удивился. Но Харун, в отличие от Сандро, родился и всю жизнь провел в своем дворце, и его никто не знал в лицо. Я предложил Сандро скрыть оптической иллюзией его истинные черты – чтобы его никто не узнал.

– Да, ты в этих заклинаниях мастер, – пробормотала Энедика. – Про тебя говорят, что ты черноволос и голубоглаз, как истинный мандречен. Тогда как на самом деле…

– Я знаю – еще больше, чем трахаться, вы, сидхи, любите говорить цветистые речи, – ответил Крон спокойно. – Но не будем изощряться в комплиментах. Искандер согласился, а когда я надел на его лицо магическую маску, позвал меня с собой. Я пошел.

Кула мало похожа на тихую полянку, покрытую цветами. Больше всего она напоминает ваш лес – только чудовища не прячутся за мохнатыми стволами, а возникают из-за каменных стен… Я подумал, что Сандро может понадобиться моя помощь.

На площади перед императорским дворцом стояла огромная доска объявлений – стела из малахита, все четыре грани которой были отполированы до блеска. В городе ее называли Бумажным Камнем. Его создал еще Владимир Солнце. Монарха раздражали многочисленные клочки объявлений, разноцветным ковром покрывавшие все стены площади. Его придворный маг оплел малахитовый куб чарами – к стеле прилипали пергамент, бумага и даже береста, достаточно было прижать лист к поверхности стелы и произнести: «Размещаю!». Содрать повешенное или как-то уничтожить, а так же приклеить – или написать поверх него что-то новое было невозможно в течение трех дней. Затем объявление исчезало. В народе поговаривали, что камень поглощает все, налепленное на него. И что он, Бумажный Камень, все помнит.