– Значит, это ты руководил проектом?

– Да.

– Зачем? Что вы исследовали? Говори быстрей!

– Наши исследования и полученные результаты перевернут твое мировоззрение, Кристофер, – неспешно начал Эдвард, будто намеренно испытывая терпение сына. – Ты даже не представляешь, что за открытие мы совершили. И оно заслуживает любых жертв.

– Какое, черт возьми, открытие заслуживает, чтобы ради него убили твою жену и внука?!

– Дай мне сигару.

– Отвечай!

Эдвард молча отвернулся, и тогда Кристофер пнул его ногой в сломанное бедро. Отец взвыл, застонал, а когда стоны затихли, снова крепко стиснул челюсти. После этого Кристофер сдался – достал из коробки сигару и позолоченную зажигалку, бросил их в сторону Эдварда. Тот дотянулся до зажигалки, сунул в рот сигару и медленно раскурил ее. Изо рта вместе со вздохом вырвалось облачко дыма.

– Теперь говори, – потребовал Кристофер. – О каком открытии хочет знать Лазарь?

Теперь уже целое облако сигарного дыма на несколько мгновений скрыло лицо Эдварда, а когда дым рассеялся, выражение его глаз уже было совсем другим.

– В процессе тех экспериментов я увидел и понял такое… что теперь уже не могу смотреть на людей как прежде. Вот оно, открытие, главный результат наших исследований. Каждый раз, глядя на кого-нибудь, я думаю: если бы он только знал…

Кристофер, в свою очередь, впервые видел своего отца таким: бесстрастное лицо Эдварда Кларенса вдруг оживилось, в глазах полыхнула страсть, присущая истинным ученым, странный огонь, который он столько лет скрывал под маской суровости или равнодушия. У Кристофера проснулась надежда, что ему все же удастся получить у отца ответы для Лазаря – нужно просто заставить его разговориться, потерять над собой контроль.

– Если бы знал что?..

Эдвард еще раз затянулся сигарой, проигнорировав вопрос сына, и тот, на сей раз спокойно, продолжил:

– Ты сказал «наши исследования». Я думал, ты работал один.

Эдвард невольно бросил взгляд на стену с фотографиями и тут же опустил глаза, но профессиональный журналист, привыкший следить за реакцией тех, у кого он брал интервью, не мог этого не заметить – он сразу повернулся к снимкам, которые раньше успел осмотреть лишь мельком, когда спустился в погреб.

На фотографиях были древние архитектурные сооружения – греческие, азиатские, египетские – и доисторические наскальные рисунки. Рядом висела карта звездного неба. Еще были снимки людей – лица, как для паспорта, а одна черно-белая фотография, отличавшаяся от других, висела чуть в стороне. На нее-то и смотрел отец. Кристофер подошел ближе. Трое мужчин в белых халатах и в очках с толстой оправой, модной в шестидесятых, улыбались в объектив. В центре он узнал молодого Эдварда.

– Где сделана эта фотография? Кто на ней рядом с тобой? Отец устремил на сына непроницаемый взгляд:

– Дай мне всю бутылку. Нога болит.

Кристофер пропустил просьбу мимо ушей.

– Ты разговаривал по телефону с кем-то из этих двоих, когда я тебя здесь нашел? А что за остров ты упомянул? Сказал, там остались материалы исследований…

Эдвард, болезненно кривясь, пощупал бедро.

– А ты, оказывается, такой же сообразительный, как твой покойный брат. Имей в виду, для тебя это тоже может плохо закончиться.

– Тоже?! – У Кристофера вдруг закружилась голова, и он так крепко сжал кулаки, что ногти впились в ладони.

– Да, ты правильно понял. Но у меня не было выбора. – Эдвард печально взглянул сыну в глаза. – Все из-за вашей матери…

– Что?!.

– Когда Адам потерял работу, мать за него ужасно беспокоилась и плешь мне проела – мол, помоги ему, найди хорошее место… Капала на мозги каждый день. В конце концов мне это надоело, и я сделал глупость – устроил Адама в «Жантикс». Это была единственная контора, где у меня оставались подходящие связи. Куда еще я мог пристроить экономиста? Адам, конечно, ни о чем не знал, но это я попросил Паркерена взять его на работу. Чудовищная ошибка… Я и представить себе не мог, что случится дальше…

– А дальше Адам выяснил, что фирма «Жантикс» подпольно производит запрещенный препарат ЛС-34 и поставляет его в норвежскую психиатрическую больницу, – тихо проговорил Кристофер.

– Именно так. Узнав, что твой брат затеял самочинное расследование, я пытался его остановить, несколько раз подбрасывал анонимные предупреждения, но на него это не действовало. Даже угрозы Натали и Симону не заставили его отступиться…

Кристофер слушал отца, холодея от ужаса, но молчал – пусть признается в своих преступлениях, может быть, под конец проболтается о результатах исследований, о том, что хочет знать Лазарь.

– Адам не должен был погибнуть, – раздраженно сказал отец, глядя в бокал, на отблески света в янтарной жидкости. – Аварию никто не планировал. В тот вечер я просто хотел дать понять твоему брату, насколько уязвимы близкие ему люди. После анонимных угроз он получил известие о том, что у его сына началась рвота непонятно отчего, и запаниковал.

– Ты отравил Симона, чтобы напугать Адама?!

С каждым признанием отца Кристофер все больше ужасался его злодейскому образу мыслей.

– Я подсы́пал ему в сок безобидное рвотное, которое действует всего пару часов, – сердито отмахнулся Эдвард. – Твой брат сам виноват, что гнал машину на бешеной скорости по мокрой дороге. Очень спешил вернуться из гостей. Он один в ответе за собственную смерть и гибель жены. Это Адам сделал Симона сиротой, а не я!

Кристофер едва сдерживался, чтобы не наброситься на отца с кулаками, но спасти Симона было важнее, чем отомстить убийце его родителей.

– Почему ваши эксперименты держались в строжайшей тайне? И почему эту тайну нужно было сохранить ценой стольких жизней?

– Потому что результаты наших экспериментов, преданные огласке, стали бы причиной еще большего количества смертей… И потому что я поклялся в верности тем, кто нас финансировал.

– В рамках программы «МК-Ультра»?

– Я хочу пить. Дай мне бутылку.

– Сначала ответь.

Эдвард презрительно пожал плечами.

– Папа, ты продолжаешь хранить верность тем, кому она уже не нужна, – покачал головой Кристофер. – Мне понадобилось всего два дня, чтобы выяснить, что проект «Четыре-Восемь-Восемь» входил в программу «МК-Ультра», которая финансировалась ЦРУ. Если бы американцы хотели и дальше хранить эту тайну, они бы получше позаботились о ее неприкосновенности. Ты сражаешься за дело, которое давно закрыто и положено на полку. И за людей, которым на тебя наплевать.

Эдвард невозмутимо затянулся сигарным дымом и выдохнул бело-сизое облачко.

– Дай мне бутылку виски или больше ничего не узнаешь. Кристофер с видом побежденного поднялся, поставил бутылку на пол рядом с ним и отошел к стене. Привалившись к доскам спиной, он подумал, что уже не знает, как заставить этого человека спасти жизнь родному внуку. Чем пробить панцирь равнодушия, чтобы добраться до сердца безжалостного старика, который, несмотря ни на что, остается его отцом?