Стало холодно и страшно. Вдох-выдох. Ничего не чувствую.

К ночи живот заболел очень сильно, начались схватки, и тогда я по-настоящему испугалась. Но лежала ли в каюте или пошла куда-то за помощью? Не помню. Смутные воспоминания о разговоре над головой. Крис страшно зол, он ругается. Меня что-то колет в руку, потом очертания предметов окончательно расплываются, а голоса уходят в густой туман. В ушах стучит. Ничего не слышу, не вижу. Темнота. Тишина. Спокойствие.

Теперь я пришла в себя, но где нахожусь? Хотелось бы отодвинуть догадки в сторону, чтобы задать себе главный вопрос, но я не находила сил. Ведь за вопросом обязательно последует ответ.

Дверь медленно открылась, и я увидела знакомое лицо. Крис. Хмур, сосредоточен, больше на его лице я не видела никаких чувств. Когда наши глаза встретились, в его взгляде появилась странная смесь гнева и вины.

Он осторожно присел на край кровати и спросил:

— Почему ты не сказала, что была беременна?

Мир рухнул.

Он говорил и говорил, словно пытался забить словами пустоту, что стремительно пожирала пространство вокруг. Суетливое мельтешение рук, поток ничего не значащих предложений…

Он вовремя обнаружил меня. Если бы не его возможности медика — не знаю значения этого слова, — неизвестно, смогли бы лекари острова обойтись малой кровью. И если бы острова не были так близко, он не смог бы связаться с ними. (Как связаться? С кем? Что значит — «передатчик»?) И что хотя на островах волшебники могущественнее, для этого ребенка, увы, оказалось слишком поздно. (Что значит «гены»?) Скорее всего, ему просто не суждено было родиться. Ученые с этим разберутся. (Кто?) И даже лучше, что я потеряла его здесь. Наличие материала позволит им провести ряд исследований, понять и выяснить причины выкидыша. (Какого материала?) А со мной, почти весело утверждал Крис, все будет хорошо. Пара недель, и я буду полностью здорова, как и прежде. Сейчас же мне нужно немного отдохнуть, отлежаться. В жизни всякое бывает. Он тут совершенно ни при чем, и не стоит смотреть на него таким зверем. Кто-то его должник, так как он несколько раз спасал мою жизнь. Не стоит об этом забывать…

Крис повторил про спасение несколько раз, странно щурясь, словно ожидал другой реакции на свои слова. Возможно, решил, что я нахожусь под действием снадобий. В любом случае, он явно старался закончить неприятный разговор как можно быстрее. Сказал, что вернется позже и к тому моменту пора бы взять себя в руки. Дела пока подождут, но глупо так переживать, раз нельзя ничего изменить.

Его стремительный уход напоминал побег.

Я молча смотрела в потолок, не решаясь дотронуться до живота. Казалось, просто сплю и вижу долгий, бессмысленный сон. Я не занималась самообманом, не тот характер. Горе пройдет, и мне снова захочется жить. Однако сейчас бытие казалось грязно-серым, тусклым. Как будто яркий огонь, горевший внутри, вмиг потух.

Когда-то, помниться, я изучала «Книгу заветов», религиозного трактата людей. Стоуш настоял. Он хотел, чтобы его ученица знала как можно больше. Там была одна притча-напутствие, которая страшно возмутила меня… но почему-то врезалась в память.

«Мы идем по дороге жизни с мешком камней на плече. В самом начале пути этот мешок пустой. Но на каждом перекрестке в него добавляется по камню. Если человек падает и камни рассыпаются, ему приходится заново собирать их, ползая на коленях в пыли. А мешок становится только тяжелее, ведь в него попадают и камни, лежащие на дороге. Но когда нам кажется, что вокруг рушится мир, только этот увесистый мешок помогает снова прийти в себя. Его материальная тяжесть возвращает нас на твердую землю, напоминая о необходимости постоянного движения вперед. Мешок нельзя оставить у обочины, поменять. Нельзя высыпать часть камней на дорогу. Нет. И такие мысли не приходят в голову праведника. Мелкие камушки заставляют его концентрировать внимание на пути, а не растрачивать впустую на разглядывание облаков или сельских пасторалей. Крупные больно бьют по ногам, напоминая о бренности плоти и необходимости смотреть, куда ступаешь. Они — наши верные помощники, учителя и пастыри.

„Но зачем, — спросит в конце пути человек, — всю свою жизнь я волок этот мешок?“

„Чтобы сейчас почувствовать разницу“, — рассмеется стражник у врат вечной обители».

Слезы горячими каплями потекли по щекам. Мешок на плече. Помнишь?

«Мы боимся бросать вызовы тем, кто кажется нам сильнее. А если речь заходит о догмах, выбор смирения кажется наилучшим. Но что руководит нами при этом? — подумала я. — Страх возмездия высших сил? А может, мы простые фишки в сложной настольной игре? Боги делают ставки, наблюдают за доской сверху. Усложняют партии, добавляя фигуркам грузы, заставляют двигаться быстрее или медленнее. А выигрыш делят меж собой. Души и долги. Смеются злорадно над соперниками, злятся при неудачах».

Не хочу тащить мешок без смысла и цели. Просто потому, что тащат остальные. Я могла бы желать смерти, но буду — жизни. Не потому, что ничего не испытываю. Просто ни сожаление, ни гнев, ни боль не смогут изменить прошлого. Настоящее ждет от меня храбрости. Силы принять свою судьбу. Найти ответы на вопросы и раздать долги.

А начну я, пожалуй, с волшебника.

Глава 7

Богдан

Богдан никогда не задумывался над тем, что именно определяет для него серьезность отношений с женщинами. У него, как и у любого молодого и вполне уверенного в себе мужчины, были как бурные романы, так и мелкие интрижки. Но вот, пожалуй, емко сказать о большом и светлом чувстве, называемом любовью, он затруднялся. Если в плане физиологии все выглядело предельно просто — она хочет тебя, а ты ее, то сфера чувств повергала Богдана в крайнюю душевную растерянность. На заре юности, пребывая в наивном заблуждении по поводу того, как выглядит идеальная любовь, он несколько раз вляпывался так, что вообще зарекался иметь что-либо общее с девушками. Потом оттаивал, влюблялся и снова по самые уши увязал.

Богдан немного завидовал Митьке, виртуозно играющему на «минном» поле отношений. Тот умудрялся сохранять бодрость духа и веселость даже при откровенных неудачах. Из цепких женских лапок напарник выкручивался не менее изящно. А еще Богдан ни разу не видел в глазах друга мечтательного блеска и не слышал в его голосе сомнений. Митька точно знал, как поймать «добычу» и избегнуть лишних обязательств.

Богдан же долго не мог вынуть из сердца одну-единственную занозу. Иногда ему казалось, он полностью излечился, но потом выяснялось, что воспоминания лишь немного поблекли. Стоило наступить на любимую мозоль, терзания начинались заново. На самом деле, они с Лизой чувствовали себя счастливыми от силы пару недель. А потом…

Что произошло потом? Каменная тяжесть на душе, запутанные и болезненные разговоры ни о чем… Богдан не мог понять, чего же она хочет от него? Любви? Он любил со всей нежностью, на которую был способен. Заботы? Он окружал ее заботой, но ей всегда и всего было мало. Клубок перепутанных, изорванных и кое-как завязанных разноцветных ниток — так выглядели их отношения со стороны.