Даже Антонис прекратил прятаться в угол каждый раз, когда появлялся легкомысленный кузен его хозяина, и тепло приветствовал его. Молодых людей связывали пристрастия в музыке, а также то обстоятельство, что оба провели несколько лет вдали от окрестностей Элунды. Несмотря на то что они были на несколько десятилетий моложе пожилых рыбаков, с которыми вместе пили, в некоторых вопросах они были мудрее и опытнее сельчан. Еще в детстве Маноли научился играть на лире, и во время странствий музыкальный инструмент играл роль его компаньона и одновременно некой страховки: иногда только это умение спасало его от голода. Неоднократно Маноли приходилось играть и петь, чтобы отработать свой ужин, и лира была единственной из вещей, которую он никогда не ставил на кон в игре. Сейчас драгоценный инструмент висел на стене за стойкой бара, и когда раки в бутылке Маноли подходило к концу, он брал лиру и начинал петь, наполняя ночной воздух звуком дрожащих струн.

Точно так же деревянная флейта тиаболи была верным спутником Антониса в годы, проведенные вдали от дома. Ее сочное звучание слышали сотни горных пещер и пастушьих хижин, оно смягчало сердца и души его товарищей, помогало им коротать долгие часы в дозоре. Маноли и Антонис были очень разными людьми, но музыка была для них чем-то вроде нейтральной полосы, на которой материальное и общественное положение не имело значения. Обычно они играли в баре по часу и более, и мелодии, которые они наигрывали, буквально очаровывали посетителей бара и всех, кто мог их слышать через открытые окна, – а в неподвижном теплом воздухе музыка разносилась очень далеко.

Несмотря на то что жители Плаки знали об огромном богатстве, которым владели родители Маноли и которое он благополучно спустил, большинство сельчан приняли его как своего, как человека, которому приходится зарабатывать на жизнь тяжким трудом и который, как все, хочет завести жену и семью. И хотя Мария в баре не появлялась – а стремление увидеть ее было главной движущей силой визитов Маноли в Плаку, – молодой человек обнаружил, что и без этого деревня нравится ему все больше и больше. Отношения, поддерживаемые друзьями детства в течение всей жизни, преданность своей семье и образ жизни, который не менялся на протяжении столетий, – все это обладало для Маноли немалой притягательностью. Молодой человек говорил себе, что если бы ему удалось заполучить такую женщину, как Мария, – или, возможно, кого-то из других деревенских красоток, – то это помогло бы ему окончательно остепениться. Однако за исключением религиозных праздников, проходивших в деревне, у него почти не было возможности встретиться с Марией.

Формальности, которые строго соблюдались в таких деревнях, как Плака, выводили Маноли из себя. И хотя ему пришлась по душе устойчивость местных традиций, громоздкие ритуалы ухаживания он находил просто смехотворными. Молодой человек знал, что ему нельзя рассказать о своих намерениях Анне, к тому же в последнее время он бывал у нее намного реже. Маноли решил, что если он хочет завоевать Марию, то ему необходимо от чего-то отказаться. Когда он в последний раз зашел к Анне, молодая женщина была неожиданно резка с ним.

– Спасибо, что нашли время заглянуть ко мне! – саркастически воскликнула она.

– Послушай, – сказал Маноли, – я считаю, что больше не должен приходить к тебе на обед. В поместье о нас начали ходить нехорошие слухи.

– Дело твое! – с глазами, от злости полными слез, бросила Анна. – Я так понимаю, ты уже вдоволь наигрался со мной и решил заняться кем-то еще!

С этими словами она вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.

Маноли знал, что будет скучать по их уединенным беседам и по искорках в глазах Анны, но эту цену он готов был заплатить.

Поскольку дома у него некому было готовить еду, он часто ел в тавернах Элунды или Плаки. Каждую пятницу он приходил в таверну Фотини – теперь она заправляла там со Стефаносом.

Как-то в июле Маноли сидел на прибрежной площадке и смотрел на море и Спиналонгу. Остров в форме большого, наполовину погруженного в воду яйца стал теперь для него привычной деталью ландшафта, и, как и остальные местные жители, время от времени он задавался вопросом, как там живется. Но не более того. Спиналонга – груда камней, населенная прокаженными, – существовала где-то на дальних границах его мира.

На столе перед Маноли стояла тарелка с мелкой морской рыбой, а когда он накалывал на вилку очередную рыбешку, его внимание привлекло какое-то движение в море. В сгущавшемся мраке от острова к берегу скользила моторная лодка, вздымая на почти гладкой поверхности моря высокую волну. В лодке сидели два человека, и, когда она приблизилась к пристани, Маноли увидел, что один из них похож на Марию.

– Стефанос! – крикнул Маноли. – Это что, Мария с Гиоргисом? Но ведь ваши женщины не ловят рыбу?

– Они были не на рыбалке, – ответил Стефанос. – Они возят припасы в колонию прокаженных.

– Правда? – медленно пережевывая рыбу, проговорил Маноли. – Что ж, кто-то ведь должен это делать.

– Гиоргис занимается этим вот уже много лет. Это более прибыльное дело, чем рыбная ловля, и более надежное, – сказал Стефанос, ставя на стол перед Маноли тарелку с жареной картошкой. – Но в основном он делает это потому…

Фотини, которая была неподалеку, почувствовала, к чему может привести этот разговор. По всей видимости, Стефанос забыл о нежелании Гиоргиса распространяться о трагической смерти Элени от лепры, и прежде всего о намерении пожилого рыбака не допустить, чтобы эту тайну узнали Вандулакисы.

– Привет, Маноли! – сказала она и поставила на стол тарелку с тушеными баклажанами. – Только что приготовила, с чесночком! Надеюсь, вам понравится. Прошу прощения, мне надо кое-что сказать мужу.

Взяв Стефаноса за руку, она увела его в кухню.

– Не болтай лишнего! – воскликнула она, когда дверь за ними закрылась. – Нам всем надо забыть, что мать Анны и Марии жила на Спиналонге, и никогда не вспоминать об этом. Мы знаем, что этого нечего стыдиться, но Александрос Вандулакис может иметь другое мнение на этот счет.

Стефанос потупил взгляд:

– Да знаю я, знаю! Но иногда на меня словно что-то находит. Ну и дурак же я… – пробормотал он. – Маноли бывает здесь часто, и я забываю, что он родственник Анны.

– На самом деле меня волнует не Анна, – призналась Фотини. – Дело в том, что к Маноли неравнодушна Мария. Они встречались лишь однажды, это было в доме Анны, но Мария постоянно говорит о нем. По крайней мере, со мной.

– Правда? Бедняжке очень нужен муж, но Маноли, как по мне, слишком легкомысленный для нее, – ответил Стефанос. – Правда, особого выбора у нее нет.

Стефанос был неглупым человеком и понял, что задумала жена: им с Фотини следовало распланировать и разыграть небольшой сценарий, который должен был свести Маноли с Марией.

Ровно неделю спустя подвернулась подходящая возможность. Когда в следующую пятницу Маноли вошел в таверну, Фотини выскользнула через черный ход и побежала к дому Петракисов. Гиоргис уже поужинал и ушел в бар играть в нарды, а Мария сидела у окна и в свете заходящего солнца пыталась читать.