Игорь был согласен, что не стоит. Но он соврал бы, если б сказал, что очень хочет довериться сволочи, уже однажды предавшей их отряд. Да, тогда Вадим усыпил их бдительность, тогда они не знали, на какое коварство торгаш способен, а сейчас ему в спину будут смотреть три ствола и «Рекс», вечно голодный и жутко быстрый для своих габаритов… Однако его удаленный склад по-прежнему – темное пятно на карте. Что, если на крыше тоже будут «корды», да не два, а все четыре? С таким количеством вооружения даже более подготовленный «Спайдер» не справился бы, что и говорить про «Рекса». Игорь вспомнил недавний штурм крепости маркитанта, когда Громобой, порывшись в брюхе гигантского паука, замкнул его на движение вперед. Конечно, нейроманту, который уже неплохо овладел своим даром, куда проще было бы отправить «Спайдера» в бой обычной мыслекомандой, но мозг, внедренный в паука, погиб еще там, на Строгинском бульваре – «Рекс» и его хозяин не предполагали ведь, что восьминогий био может им еще пригодиться. Благо, Громобой отлично знал устройство роботов, иначе пришлось бы бросать на амбразуру Щелкуна.

«И тогда бы наш беглый стаббер точно не согласился бы на штурм… – подумал Игорь, глядя, как нейромант гладит лицевой кожух питомца. – Ведь Щелкун – это все, что у него осталось после смерти Бо…»

История Громобоя вызвала у дружинника смешанные чувства. С одной стороны, нейромант, по сути, предал родную общину и сбежал вместе с одной из рабынь, тем самым, как минимум, немного осложнив Зоне трех заводов жизнь. С другой стороны, сделал он это не ради выгоды, а из большой любви к женщине и их совместному ребенку. То есть поставил личное во главе угла, но не с целью наживы.

«И как к этому относиться?»

Что такое большая любовь, дружинник пока знал только со слов других, поэтому поставить себя на место стаббера было для него весьма проблематично. Самым близким человеком для Игоря был побратим Захар, и разведчик невольно задумался: что, если груз патронов находился бы в крепости Вадима, а за побратимом пришлось бы топать на склад? Пошел бы он? Первый импульс – да, разумеется, это же брат! Но, если вдуматься, главный интерес общины – не десятник, каким бы золотым воином он ни был, а патроны для огнестрелов. Потому что даже самый лучший десятник для обороны крепостных стен не так важен, как боеприпасы, которыми можно удаленно расстреливать пасущихся снаружи мутантов…

Но для Игоря ведь Захар – не просто десятник. Побратим. И Долг Жизни между ними.

«Вот и попробуй реши, как правильней…»

– Так что думаешь, паренек? – спросил Громобой.

– Ну, решать тебе, – пожал плечами дружинник. – Вы ведь у нас с Щелкуном – главная ударная сила, не я.

– Но друг-то твой.

Под этим углом Игорь отчего-то на проблему не смотрел. И зря: Захар ведь пленник, решат, что это за ним явились налетчики, возьмут да и убьют. И смысл тогда во всей этой операции? Или, того хуже, они сами случайно заденут побратима – «Рекс» ли задавит, или пуля шальная прилетит…

«Нет, нахрапом нам их не взять… Обязательно напасть какая-нибудь случится!»

Но прежде надо было все равно расспросить Вадима как следует.

– Расскажи, что у вас там есть? – спросил Игорь, повернувшись к маркитанту. – Сколько народу? Оружие какое?

Торгаш замялся: он явно не очень хотел распространяться на этот счет.

– Давай, выкладывай! – подначил его Громобой, недобро глядя на пленника снизу вверх. – А то ведь сами сходим, посмотрим…

– Да вы так и так сходите… – пробормотал Вадим, нервно облизывая губы.

Однако Игорь и нейромант до того угрюмо смотрели на торгаша, что он все-таки сдался и сказал:

– Четыре автоматчика по периметру, внутри два мечника и мой товарищ, Кондрат, тоже из маркитантов. Десять нео снаружи…

– Нео, значит… – прошипел Громобой.

Глаза его превратились в две узкие щелочки; наверное, если бы Вадим стоял поближе, нейромант не преминул двинуть «предателю рода людского» в морду.

– Итого семнадцать, – подытожил дружинник, покосившись в сторону нейроманта. – Немало, но, в принципе, стрелков всего четверо… или шесть? Мечники с пистолями?

– Конечно.

– Шестеро, значит.

– А крупный калибр? – с трудом переборов гнев, выдавил Громобой. – Есть же, наверняка! Не может быть, чтоб тут было, а там – не было!

– Ну, на крыше склада так же, два «корда», но эти оба уже давно не работают, так, да? Стоят только для вида, чтоб муты не совались.

– Врешь, поди? – прищурившись, спросил нейромант.

– Да нет, не вру. До вас же никто лезть и не пытался, гон стороной обходил, тем более мы ж с нео дру…

Торгаш осекся на полуслове, поняв, что о своих взаимоотношениях с дикарями лучше в присутствии Громобоя лишний раз не говорить. Нейромант и без того был на взводе, а после вчерашних откровений прям места себе не находил. Воспоминания, которые он спрятал поглубже, пришлось снова достать и отряхнуть от пыли, дабы продемонстрировать их новому товарищу, а вот убрать обратно оказалось не так просто, как бородачу хотелось бы. Игорь не знал наверняка, но предполагал, что Громобой видит лик покойной жены всякий раз, как закрывает глаза – прямо как год назад, когда она только-только сгинула в Красном Поле.

– Надо идти на мировую, – сказал дружинник, отвлекая нейроманта от невеселых мыслей. – Пусть отдаст нам груз, пленника и… – Он вопросительно посмотрел на компаньона.

– А я пройдусь по складу да выберу, пожалуй, – сказал Громобой, хмуро глядя на Вадима. – Ты ведь не против, мразь?

Маркитант, конечно же, против не был. Его взгляд говорил буквально: «Кто я такой, чтобы отказывать человеку, привязавшему меня к огромному боевому роботу?».

– Отлично, мне нравится такой план. Тогда вперед? – сказал нейромант с привычной уже полуулыбкой, однако в глазах его никакой радости не было – напротив, одна лишь вековая грусть. Возможно, сейчас он даже в глубине души жалел, что Игорь не дал вчерашней крысособаке докончить начатое и впиться ему в глотку – ведь тогда, если их вера не врала, они бы воссоединились на небесах, в раю…

«Вдали от творящегося на Земле ада».

– Вперед, – согласился дружинник.

На сборы ушло не больше пяти минут – закинув одеяла и прочую мелочовку в грузовой отсек «Рекса», компаньоны устремились через поросшее сорняком поле. Строго говоря, это было и не поле вовсе – то тут, то там из земли торчали обломки стен, больше похожие на уродливые гнилые зубы замурованного в грунт исполина. Судя по всему, до войны здесь был целый жилой район, но бомбардировщики явно не страдали сентиментальностью.

«Сколько же крови впитала эта почва? На скольких костях выросла эта трава?»

Мертвая Зона упрямо молчала.

Идти приходилось осторожно: мало, что сама по себе трава могла быть опасна – встречались в Зоне самые любопытные экземпляры – так о мелких хищниках да вредоносных насекомых тоже забывать не следовало. Впрочем, обходного пути для отряда уже не существовало – разве что возвращаться на проспект Неманского, но на подобный крюк у путников уже вряд ли хватило бы времени. Вот они и брели на свой страх и риск, постоянно держа в голове, что пересекают не обычное поле, а самую настоящую Мертвую Зону. Нанесешь кому-нибудь рану, да даже просто ногтем кожу поцарапаешь до крови – и все, поминай как звали, выпьет тебя это злосчастное место до капли. Игорь слышал немало историй о подобных ловушках, которые пугали его еще больше, чем Поля Смерти. С теми дела обстояли будто бы проще: их, по крайней мере, можно было разглядеть, определить примерные границы и спокойно обойти стороной. А вот Мертвую Зону на глаз не определишь – тут, как говорится, знать надо… или же на собственной шкуре прочувствовать. Правда, «прочувствовать» можно было лишь один раз, поскольку последствиями такой «разведки» становилась быстрая, но мучительная смерть.