Здешний рельеф заставил строителей убрать огромные массы камня, чтобы проложить шоссе, и даже пробить маленький туннель — на отрезке, лежащем на самых подступах к городу. По всей видимости, именно эти трудности много лет мешали построить дорогу, которая связывала бы Сомонтано, а значит и Вильяльяну, с крупными транспортными артериями севера. Со временем это не слишком оживленное шоссе превратилось в весьма важную часть внутренних туристических маршрутов — им пользовались и те, кто занимался горными видами спорта, и те, кто просто любил проводить выходные на природе. Огромную роль тут, безусловно, сыграли красивейшие — хотя на чей-то вкус и слишком суровые — пейзажи, среди которых пролегает знаменитое ущелье.

Что касается Сомонтано, то, если ехать из Вильяльяны, городок виден издалека: он разворачивается у подножия горы, которая словно защищает его; с новой же дороги домов не видно до самого последнего мига, пока она не сделает заключительный поворот, вырвавшись наконец из запутанного скалистого лабиринта, и не устремится прямиком к городку.

Как раз в этом-то лабиринте и находятся сейчас двое мужчин и четыре женщины. Дорога здесь круто изгибается, постепенно поднимаясь вверх по туннелю, пробитому в камне.

Справа от дороги высится каменная стена, довольно низкая — не больше пяти-шести метров в самой высокой своей части. Вторая стена — с внешней стороны виража — чуть повыше и достаточно высокая для того, чтобы лучи солнца, которое уже успело пройти большую часть небесного пути, не добирались до асфальта. Поэтому путники радуются тени и полученной передышке, ведь в этот час воздух еще не успел как следует прогреться, хотя солнце уже нестерпимо палит. Небо сейчас синее — это чистая, глянцевая синева, которая, постепенно накаляясь, будет смягчаться, пока в полдень не превратится в сероватую белизну, подобно высушенной зноем краске. Тишина стоит почти полная: птицы уже перестали петь, а до той поры, когда начинают стрекотать цикады, остаются еще часы и часы.

После сна, толком не восстановившего силы, путники с трудом заставляли себя двигаться; потом им все же удалось достичь состояния, когда мускулы и суставы начинают слушаться и сравнительно легко справляются с нагрузкой, включаясь в нужный ритм и вырабатывая своего рода автоматизм. Но теперь усталость снова дает о себе знать, и она ощущается особенно остро из-за охватившего их чувства отчаяния, поскольку желанный город все никак не появляется и, видимо, находится куда дальше, чем им думалось.

Уго шагает молча, не поднимая глаз от земли. Сперва он едва передвигал ноги и не мог обойтись без чужой помощи, но мало-помалу справился с собой, и если теперь что и беспокоит спутников, то лишь его душевное состояние и упрямое нежелание говорить. За все время пути он открыл рот лишь дважды: в первый раз, чтобы спросить, нет ли у кого сигарет, при этом он сжимал в кулаке зажигалку, с которой ни на миг не расставался. Этот вопрос — совершенно абсурдный, предполагающий заведомо отрицательный ответ — заставил остальных тревожно переглянуться. Во второй раз он заговорил полчаса спустя и слово в слово повторил тот же вопрос как ни в чем не бывало, совершенно забыв, что уже задавал его.

Сейчас все они идут молча, все одинаково устали. Только Ньевес время от времени произносит что-то совершенно пустое — лишь бы что-то сказать.

— Больше никаких туннелей не будет, правда ведь? Больше туннелей не будет?

Обращая свой вопрос к Хинесу, Ньевес с детской настойчивостью хватает его за рукав. По правде сказать, все они не без страха, по крайней мере не без опаски, миновали туннель. Хотя длина его не превышает тридцати метров, путники невольно ускорили шаг. И тем не менее эти метры показались им бесконечными из-за темноты и глухой, давящей тишины, когда всем телом начинаешь чувствовать, будто попал в западню.

Хинес медлит с ответом. И его опережает Марибель:

— Наверняка будут еще. Их тут вроде было четыре или пять, да?

— Нет, вовсе нет, — говорит Ампаро, — ты путаешь с другой дорогой, ну той, что идет мимо водохранилища. А здесь только один туннель, один-единственный.

— Значит, до города осталось совсем немного, — выводит Ньевес.

— Немного? Мы уже давно должны были дойти, — отзывается Хинес. — Не знай я, что туда нет другой дороги, кроме этой… решил бы, что мы заблудились. Мне и в голову не приходило, что тут столько поворотов понапихано.

— Конечно, на машине раз — и приехал! — говорит Мария. — А когда тащишься на своих двоих, сразу замечаешь…

— Но туннель… как мне помнится, был совсем рядом с городом, — успокаивает их Ампаро.

Хинес не обращает на ее слова никакого внимания. Он рассеянно смотрит на асфальт, на каменные стены по бокам, оглядывается назад — и все это, разумеется, замечают. Вдруг он говорит:

— Послушайте, мне кажется…

— Что? Что такое? — быстро спрашивает Ньевес, и лицо ее тотчас окрашивается тревогой.

— Да нет, все нормально, наоборот, посмотрите, какой широкий изгиб делает дорога…

Хинес прав. Конца этой кривой не видно, дорога все круче заламывается, так что с того места, где они сейчас находятся, уже невозможно разглядеть тот прямой участок пути, который они недавно одолели, но и впереди обзор весьма ограничен.

— Только подумайте! — Хинес на миг приостанавливается. — Отсюда, с этой точки, когда ты стоишь между двумя стенами… создается такое впечатление, что кривая никогда не закончится, что она образует круг.

— Ой! Не дай бог!

— Все не так плохо! Наоборот, — говорит Хинес с надеждой в голосе. — Мы уже совсем близко, совсем близко… Я отлично помню этот вираж.

— Смотрите! — кричит Мария, которая на несколько шагов обогнала своих спутников. — Машина!

Мария продолжает идти вперед, вытянув голову влево, отдаляясь от внешней стороны поворота. Остальные после минутного колебания следуют за ней, двигаются очень осторожно и вскоре действительно видят нос малолитражки пронзительно-синего с металлическим отливом цвета. Все взволнованы. Мария не произносит больше ни слова. Она приближается к машине, постепенно замедляя шаг, с явной опаской, за ее спиной слышатся отрывистые, противоречащие один другому комментарии.

— Она двинулась с места! Машина двинулась!

— Куда она двинулась?

— Не знаю… мне так показалось.

— Это мы сами движемся! Машина стоит как вкопанная.

— Там кто-то есть! Внутри люди!

— Да, но они не шевелятся. Наверно, мертвые!

— Прекратите истерику! Там никого нет. Это сиденья с подголовниками. Уймитесь!

— Машина в полном порядке: цела и невредима, а не как та, которую мы видели вчера… И такое впечатление… что она остановилась совсем недавно.

— Нет, все-таки странно… стоит как-то слишком близко к обочине.

— Поворот заканчивается…

Мария тоже увидела конец дорожного изгиба — прямой отрезок асфальта, освещенный, как и прежде, солнцем, с растущими вдоль кустами и густой травой. Но сейчас все ее внимание сосредоточено на машине. Та производит очень странное впечатление: с закрытыми дверцами и окнами, совершенно неподвижная, пустая — и ни звука вокруг. Путники окружили машину. Это весьма скромная малолитражка сравнительно недавней модели. Кузов и стекла сверкают, внутри, насколько видно, все тоже чисто, аккуратно, строго, нет бесполезных безделушек, какие часто бывают в салонах.