Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Можно с вами поговорить? – обратилась я к ним обоим.
– Сядь. – Шарлотта указала на стул с прямой спинкой у стены. Фред даже не попытался встать с моего рабочего места.
Я села, прикрывшись портфелем, как щитом.
– Я думаю… – начала я. – Вернее, я совершенно уверена, что Айви Харт беременна.
Они молча смотрели на меня.
– По-моему, уже несколько месяцев, – продолжила я. Это означало: «Этот ребенок – не моя вина». – Скорее всего она забеременела до того, как я стала работать с ее семьей.
Шарлотта вздохнула, качая головой.
– Я знала, что надо было давно поспешить с этой заявкой, – сказала она. – Она готова, Фред уже может ее подписать?
– Теперь мне придется переписать свою часть, – сказала я. – А Энн Ланг, наверное, перепишет свою.
Я представила, как Фред будет читать написанное мной. Это было так слабо и неубедительно, что он, вероятно, отказался бы поставить свою подпись. Теперь у меня получилось бы лучше, сильнее, хотела я этого или нет.
Шарлотта кивнула, и мне показалось, что она смотрит на меня с прежним сочувствием и пониманием.
– Рано или поздно всех нас будит этот будильник, – сказала она. – Твой зовется «Айви Харт».
Я подалась вперед, прижимая портфель к груди.
– Мне придется ее предупредить, Шарлотта. Не желаю участвовать во лжи, в новой аппендэктомии.
Фред покачал головой.
– Вам бы в министерство, – буркнул он. – Там ценят тех, кто святее папы.
Укол достиг цели. Неужели мои речи звучат настолько ханжески?
– Айви ничего не поймет, – сказала Шарлотта. – Если ты права, то она проходила беременной несколько месяцев, не догадываясь, что с ней. Скорее всего она даже не знает, как это с ней случилось.
– Знает, – возразила я. – Она старалась не забеременеть, но…
– Ты действительно считаешь, что она поймет, что ее стерилизуют? – перебила она меня. Я знала, что вопрос риторический. – Просто она будет сильно бояться, зная, что ее ждет. По-моему, это было бы жестоко. Ее опекунша – бабушка. У нас уже есть ее разрешение, и я уверена, что теперь, когда Айви ждет ребенка, она подписала бы эту бумагу пять раз подряд. Бедная! Уж ей это совершенно ни к чему.
– Просто я… Даже если она толком не поймет, я не могу так ее обмануть.
Фред встал и шагнул к двери.
– Твоя праведность препятствует твоему долгу перед подопечными, миссис Форрестер, – сказал он, глядя на меня сверху вниз, и вышел.
Я посмотрела на Шарлотту.
– Он меня не любит.
– У него запарка, Джейн, – сказала она. – Ему противно возвращаться «в поле». Приходится тушить несколько пожаров сразу. А еще он зол на тебя за то, что ты пытаешься изменить то, как наше управление работало из года в год. Честно говоря, здесь я с ним заодно. Нам нужно, чтобы ты работала с нами, а не против нас.
– Стараюсь… – пискнула я.
– Я иного мнения. Дай мне бланк разрешения. Тот, который полагается подписать пациенту. – Она нетерпеливо протянула руку.
У меня вспотели ладони. Я расстегнула портфель и стала перебирать бумаги в поисках бланка «Согласие пациента». Найдя, я протянула его ей.
Она сняла ногу в гипсе с табурета, развернула кресло к столу и вставила бланк в пишущую машинку. Я подождала, пока она напечатает одно предложение.
– Позвони Энн Ланг, – сказала она, вынув лист из машинки. – Пусть она съездит туда и подтвердит, что твоя догадка верна. А тебе надо искать приемную семью для сынишки Мэри Эллы Харт.
Она отдала мне бланк. «Пациент – несовершеннолетняя, согласие не запрашивалось» – было там напечатано.
– Шарлотта!.. – взмолилась я.
– Мне надо сделать несколько звонков, – сказала она. – Тебе – тоже.
Я впервые написала записку Генри Аллену – раньше писал только он: «Мне надо увидеться с тобой этим вечером. Найди способ вырваться. В полночь».
У нас кончался утренний перерыв. Мы с ним даже не смотрели друг на друга, но я каким-то образом должна была передать ему записку – сейчас или никогда. Он и Эли зашагали в поле. Я рискнула: отошла от Мэри Эллы и быстро сунула ему клочок бумаги.
– Эй! – окликнул меня с тропинки мистер Гардинер. Я его не заметила, а он смотрел прямо на меня. – Что ты ему дала?
Я, наверное, вытаращила глаза, как две тарелки, сердце пропустило два-три удара. Генри Аллен тоже перепугался и застыл, зажав мою записку в кулаке.
– Ничего, – ответила я. – Не знаю, что вы…
– Мистер Гардинер! – подал голос Эли, проскользнув между мной и Генри Алленом и заторопившись к Гардинеру-старшему. – Мне надо вам кое-что показать. – На бегу он дотронулся до руки Генри Аллена, как будто что-то у него забрал, потом, приблизившись к Гардинеру, показал раскрытую ладонь. – Вот какие шурупы торчат из стены в «Рождественской» сушильне! Я отдал один Айви, чтобы она показала вам, а она отдала его Генри Аллену. Видите? Так и торчат!
Он отдал Гардинеру шуруп – что же еще это могло быть? Гардинер так же удивился, как мы с Генри Алленом. Взглянув на шуруп, он зашагал к «Рождественской» сушильне, Эли за ним. По пути Эли оглянулся и ухмыльнулся нам с Генри Алленом.
– Эли про нас знает? – спросила я шепотом.
– Эли знает вообще все, – ответил Генри Аллен. – Клянусь, у этого парня глаза на затылке! – Он вытер пот со лба. – Я уж решил, что мы пропали…
– Я тоже.
Он отошел от меня на случай, если его папаша обернется, и я увидела, как он читает записку. Посмотрев на меня, он кивнул. Я не знала, как он сумеет улизнуть от родителей, карауливших теперь каждый его шаг, но он был обязан постараться. Я должна была ему признаться.
К полуночи я прокралась к роднику и села одна на мох, волнуясь, что он не придет. Повалившись на спину, я ругала себя за то, что не понимала, что у меня внутри живет дитя. С эдаким животом! Теперь я могла нащупать в нем маленькое существо. Это не мое брюхо пожирало столько печенья, а крохотный живой человечек.
Я увидела сквозь ветки круглую серебряную луну, и в следующий момент человечек у меня в животе вдруг сделался важнее школы, профессии учительницы и всего остального, о чем я могла подумать. Вспомнились слова проповедника о том, что нам не всегда понятны причины деяний Господних, но не надо сомневаться в его добрых намерениях. Хотелось бы мне понять, зачем он устроил так, чтобы у меня был ребенок!
Я протянула руки к небу.
– Благодарю тебя за этого младенца, – прошептала я. – Я буду ему хорошей матерью.
Правда, я еще не знала, что скажет Генри Аллен. Он считал, что выходить из меня – надежный способ, и очень старался, а все потому, что не хотел детей. Во всяком случае, пока. Вряд ли он тоже возблагодарит Господа.