Сначала это была скромная, завуалированная помощь — через третьи страны. С октября 1936-го по февраль 1937 года были закуплены и отправлены в Испанию небольшие партии фотоаппаратуры, противогазов, передана республиканским властям заимствованная во Франции лицензия на производство самолетов «Фоккер». Непосредственно самолетов из различных стран — 58. Закуплено орудий во Франции — 30, в Швейцарии — 8. Также закуплено в Чехословакии 145 пулеметов, 10 тысяч винтовок и другого оружия на общую сумму 131 567 580 долларов.

Со временем Советский Союз перестал «скромничать». Начались крупномасштабные прямые поставки. В первые месяцы 1937 года республиканцам было направлено: 347 танков, 60 бронеавтомобилей, 1186 артиллерийских орудий, 20 486 пулеметов, 497 813 винтовок. Для сравнения отметим, что Италия и Германия поставили националистам Испании в общей сложности 1150 танков и бронемашин, 2630 артиллерийских орудий, 8759 станковых пулеметов, 1426 минометов, более 250 тысяч винтовок, 16 720 авиабомб, тысячу тон взрывчатки[45].

Из черноморских портов СССР непрерывно отправлялись к испанским берегам корабли с продовольствием и военными грузами, в том числе с тяжелой боевой техникой. В середине октября в Испании появляются истребители И-15, бомбардировщики АНТ-40, танки Т-26, артиллерийские установки с советскими экипажами и расчетами. Пароходами, самолетами, поездами в Испанию ежедневно прибывали бойцы-добровольцы и военные специалисты.

Мятежники Франко продолжали вести наступление на Мадрид. Газеты западноевропейских стран были переполнены сообщениями, перепечатывавшимися из фашистских источников, о скором и неизбежном падении республиканского правительства.

Мерецков пишет в мемуарах: «Тревожное чувство охватило нас, когда мы, два советских командира-добровольца, я и полковник Б.М. Симонов, следовали железной дорогой в республиканскую Испанию по маршруту Москва — Берлин — Париж и просматривали свежие газеты. Действительно ли Мадрид уже в кольце, или это просто очередная утка буржуазных журналистов?»

В ту пору чувство интернационализма владело многими советскими людьми. Мерецков и его спутник гордились тем, что едут помогать зарубежным классовым братьям бороться за свободу и независимость.

Осенью 1936 года ехал в Испанию и капитан Александр Родимцев. Через 34 года дважды Герой Советского Союза генерал-полковник А.И. Родимцев в своей книге «Под небом Испании» расскажет, как отправлялся он в сражающуюся страну на Пиренеях, «чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать».

«— Ну, вот и камарада Павлиго явился. Отныне и до Парижа ваше имя Павлиго. А в Испании — Гочисе. Запомните. А теперь получите документы и деньги на дорогу. Вместе с вами отправится еще один товарищ, ленинградец Николаев. (Это говорил Родимцеву работник спецотдела Наркомата обороны перед отправкой его в Испанию. — Н. В.)

— Как мы встретимся?

— Он найдет вас на вокзале…

…И вот мы сидим в купе курьерского поезда, увозящего нас далеко от милых сердцу мест.

Незаметно пролетело время. Мы — в Париже. Несколько дней пробыли во Франции…

В Париже я расстался с моим московским попутчиком. Мне вручили удостоверение личности и предупредили, что на пути в Барселону меня встретят и скажут, что делать. Взял документ, положил во внутренний карман пиджака, а в голове все крутилась мысль: как же меня найдет встречающий, если мы никогда не видели друг друга.

В поезде Париж — Барселона ко мне подошел веселый, жизнерадостный человек.

— Путешествуем?

— Да, решил съездить на корриду, — как можно беспечнее ответил я.

— Стоящее дело, — деловито одобрил незнакомец.

— А вы?

— Хочу закупить партию апельсинов.

За спиной медленно прошел полицейский, внимательным взглядом прощупывая пассажиров. Незнакомец заметно оживился, принялся рассказывать о ценах на фрукты. Общительный попутчик заразительно смеялся и шутил. В памяти он держал нескончаемый запас небылиц и рассказывал их с упоением. Потом, когда мы остались вдвоем, он сразу стал серьезным, задвинул дверь купе и тихо произнес:

— Будем знакомы: Петрович Кирилл Афанасьевич. В Испании станем работать вместе. Задание будешь получать от меня.

Он назвал пароль.

— А как же с закупкой апельсинов? — пошутил я.

— Да ведь и тебе вряд ли придется прохлаждаться на корриде.

Много позже я узнал, что энергичный Петрович был не кто иной, как К.А. Мерецков, спустя годы ставший Маршалом Советского Союза.

В Барселоне нас посадили в автобус и вместе с другими добровольцами повезли в центр города. У одного из небольших скромных домов, расположенных на тихой улочке, машина остановилась.

— Выходите. Приехали, — приветливо обернулся к нам шофер.

В доме на первом этаже уже обосновалось несколько таких же, как и мы, гостей. Некоторые из них, утомившись после долгой и трудной дороги, прикорнули на узеньких диванчиках, что стояли вдоль стен. Другие, столпившись возле единственного телефона, уговаривали сердитого, с красными от бессонницы глазами дежурного соединить немедленно со своими земляками, как можно быстрее отправить в часть, на передовую. А небольшая группа французских добровольцев расстелила на полу карту и, склонившись над ней, разбирала положение на фронте. На втором этаже было устроено нечто вроде буфета или походной столовой. Нам предложили по большому куску холодной баранины, стакану вина и десятку апельсинов. Пока я закусывал, Петрович сбегал вниз, о чем-то договорился с сердитым и усталым испанцем.

— Будь готов, мой друг. Сегодня едем.

Мы покинули Барселону и убыли в Мадрид…» Дальше — отрывок из мемуаров Мерецкова: «В Барселоне мы встретились с советским консулом В.А. Антоновым-Овсеенко. Впервые я познакомился с ним в 1924 году, когда он был начальником Политуправления Реввоенсовета, и теперь сразу узнал его: широкий, чуть улыбчивый рот; острый и длинный, «гоголевский», нос; щелочки близоруких глаз из-под очков. Этот человек прошел большой и сложный путь. Будучи одним из руководителей Петроградского военно-революционного комитета во время Октябрьского вооруженного восстания, он арестовывал в Зимнем дворце Временное правительство. В годы гражданской войны Антонов-Овсеенко командовал Украинским фронтом и являлся наркомом военных дел УССР, а потом работал на ответственных постах в Малом Совнаркоме и в НКВД. Ряд лет он провел за границей, где был советским полпредом.

Владимир Александрович казался очень усталым. Рассказывая нам о положении в Испании, он держался спокойно, но губы его во время беседы нервно подергивались. Речь была образной и яркой, фразы — резкими…»