Я не была девственницей, когда встретила Эмери.

И тот, кто лишил меня девственности, сделал это силой.

Мой отец умер примерно в то же время, когда это случилось. Я знала, потому что во всех воспоминаниях я выглядела на грани подросткового возраста. Двенадцать, может быть, тринадцать. Хотя я очень любила своего отца, я не могла не задаться вопросом - что я знала о нем на самом деле?

Я знала, что он изменял моей маме с другой женщиной. Что у него был долгий роман. Вот почему мама выгнала его в тот день, когда он умер. Но я также знала, что он был для меня удивительным. Это он научил меня ездить на велосипеде. Каждый день водить меня в школу. Он был тем, кто вытирал мои слезы, когда мне было грустно, и заставлял меня смеяться, когда я злилась, и укладывал меня обратно в постель, когда мне снились кошмары.

Он читал мне сказки о принцессах, замках и драконах и всегда менял сюжет так, чтобы принцессы спасались от огнедышащих тварей.

На доллар больше он потратил на пластырь с клеймом Чудо-женщины. Каждый раз, когда я болела гриппом, он готовил мне макароны с сыром и толчеными чипсами, потому что думал, что мне это нравится, хотя на самом деле мне нравилось внимание. Мне нравилось, что он стоит на кухне и делает для меня какую-то глупость.

Мне нравилось быть любимой.

Да, он был пьяницей, и водка была его любимым напитком. Я вспомнила жжение алкоголя, когда он прижался губами к моему лбу, когда целовал меня на ночь.

Мне нравилось это острое жжение. Здесь пахло домом. И я отказывалась верить, что мой дом стал моим адом. Что он что-то сделал со мной.

К тому времени, как я вышла из лабиринта, в голове у меня бились неразрешенные вопросы.

Миссис Б. ждала меня в своем обычном кресле-качалке, раскачиваясь взад-вперед и кривя губы в улыбке. В сентябре она носила два пальто, из-за того, что у неё была болезнь хрупких костей. Она казалась светлой и исключительно спокойной. Джульетта протянула мне пинцет, молча постукивая себя по щеке.

- Хочешь, чтобы я выщипала твои бакенбарды? - я придвинула свой стул поближе к ней, шевеля бровями. Лучше всего выщипывать миссис Белфорт бакенбарды под ярким солнцем. Она сказала, что у меня она тоже появятся, когда стану ее ровесницей, но дело в том, что в двадцать лет на самом деле не понимаешь, что такое старость. Ты знаешь, что рано или поздно это случится, но не веришь. Не совсем.

Я немного пощипала её волосы, прежде чем она сказала, - Любовь-это искусство. Некоторые люди закрывают глаза и отказываются видеть это. Другие посещают все музеи мира. К какому типу вы относитесь, Джесси, моя дорогая?

Я моргнула, уставившись на лабиринт, - Я думаю, что способна видеть красоту в искусстве. - Я сглотнула, глядя на нее и выдергивая еще один неуместный белый волосок, свисающий с ее подбородка.

– Хорошо. Хорошо. Потому что только так ты без колебаний доживешь до моего возраста. Я знаю, что ты видишь, когда смотришь на меня, Джесси, и я знаю, что это не должно выглядеть привлекательным для тебя. Но пойми—я ни о чем не жалею. Я жила полной жизнью. Полностью. Я любила свободно, без сомнений и ревности. Кем бы ни был этот мальчик… - она наклонила свой теперь гладкий подбородок к лабиринту, ее улыбка распространилась по щекам. Мое сердце застряло в горле - она вспомнила Бэйна? - Этот мальчик заботится о тебе. Будь умна и позаботься о нем. Никто не должен жить в одиночестве.

Она посмотрела на меня сверху вниз и с любовью пригладила мои волосы. Как это сделала бы мать. Как и положено Пэм.

– Да, я помню его, Джесси. У меня есть условие, но я все еще здесь, – тихо сказала она.

Я кивнул. Я собирался сказать ей, что не отпущу его. Что я буду держать Романа до тех пор, пока он будет рядом. Но тут она снова открыла рот.

– Я знаю, что у меня болезнь Альцгеймера.

Ее слова что-то пробудили во мне. Может быть, мне хотелось верить, что нет никакой связи между миссис Белфорт, которую я знала и любила, и женщиной, которая вела долгие разговоры со своим покойным мужем за пустым обеденным столом.

Я сглотнула, прежде чем ответить.

– Простите, Джульетта.

– Я также знаю, что умираю. Мне нехорошо, Джесси. Но никто не говорит со мной об этом. Они думают, что я не понимаю, но я все понимаю.

Слезы наполнили мои глаза, но я не дала им пролиться. Это было несправедливо по отношению к миссис Б.

Я вспомнил, как сильно ненавидела, когда люди крали мои идеи. После Инцидента я презирала всех, кто оплакивал меня. Если я не плачу о себе, то и они не должны плакать. Я вспомнила детектива Мэдисона Вильегаса в полицейском участке, в тот вечер, когда я вышла из больницы и должна была дать официальное заявление.

Она стояла в углу комнаты со слезами на глазах, наблюдая, как я кормил их краткой ложью, которая не соответствовала горе доказательств, как будто это ей было больно.

– Что я могу сделать, чтобы Вам было легче? – спросила я, выдергивая еще один выбившийся волосок и позволяя ему упасть на деревянное крыльцо миссис Б. Я отложил пинцет и взял обе ее холодные руки в свои теплые.

– Позови моих детей. Скажи им, чтобы пришли сюда. Каждый раз, когда я им звоню, они думают, что я сошла с ума. Когда Иман звонит им, они говорят, что она слишком драматизирует. Мне нужно попрощаться.

– Ты не умрешь, – сказала я. Я не была уверена в том, что говорю. Я просто не могла смириться с мыслью, что она это сделает. Особенно учитывая, что анализ крови Тени все еще в лаборатории. Было так много возможностей потерять все, что поддерживало меня в последние два года.

– Никто не живет вечно. – она улыбнулась мне, ее глаза заблестели. Солнце яростно светило над нами, и она дрожала в своих пальто. Ее рука с синими прожилками погладила мою, – Не волнуйся. К тому времени, когда ты достигнешь моего возраста, ты устанешь.  Я готова. Я просто хочу увидеть своих детей. Пожалуйста.

Я сразу понял, что ее дети приедут в Калифорнию, даже если мне придется тащить их за уши.

– Конечно. Я позвоню им.

Вскоре после этого я ушла, делая вид, что все в порядке, но в внутри я орала на ее детей. Идя к своему дому, я снова набрала номер клиники доктора Виза. Если они не ответят в ближайшее время, мне придется самой нанести ему визит. Я вставила ключ в замочную скважину, готовая открыть дверь, когда из чудовищного растения выскользнула рука и рывком дернула меня, и я врезалась в большое грубое тело.

Бэйн.

Я имею в виду, Роман. Мне было трудно поверить, что он просит меня называть его настоящим именем. Его настоящее имя. Он дал мне настоящего себя.

– Господи! – я так удивилась, что случайно прикусила язык. Во рту появился привкус теплой меди. Каждый раз, когда я видела его лицо, мне казалось, что кто-то ударил меня по сердцу изнутри. Я задавалась вопросом, нормальная ли это реакция, когда ты кого-то любишь, прежде чем поняла, что да, я была влюблена в Романа "Бэйна" Проценко. Во всего него. Вор, мошенник, шлюха. Он разбивал мое сердце каждым прикосновением, разбивал его каждой улыбкой, и это не имело никакого смысла, потому что как он мог разбить то, что уже было разбито? Также. Я чувствовала его присутствие своей кожей. Его свежевыбритое лицо, такое многообещающее, такое обманчивое. Его губы были большими, сексуальными и пухлыми. Мне хотелось, чтобы они были скрыты бородой, чтобы я снова могла мыслить ясно.