Вот от такого признания Астахов действительно опешил.

— Подожди, Олеся, может быть, ты преувеличиваешь? Конечно, у нас с тобой были проблемы, но…

— Нет, Коля, я знаю, что говорю. Я не люблю тебя. А ты — меня… Это все не любовь.

— Что же это тогда?

— Это желание красивой жизни. Но я в этой жизни — чужая.

— Я виноват… Это я виноват, Олеся, что у тебя возникло такое ощущение!

— Нет, Коля, нет. — Ее весь этот разговор мучил не меньше, чем Астахова. — Ты… Ты такой, как ты есть. Вокруг тебя много людей. И они все — из чужой для меня жизни.

— Кто? Кто эти люди, о которых ты говоришь?

— Твой сын, твоя дочь. Коля, я смотрю на них и понимаю, что никогда не смогу принять и полюбить их!

— Но… Может быть, это просто дело времени? — Астахов совсем растерялся.

— Нет, это другое. Просто я никогда не смогу стать одной из вас.

— Олеся, но это же просто бред какой-то! Ведь, в конце концов, ни Антон, ни Кармелита не виноваты в том, что они — мои дети!

— Я знаю это, Коля. Но мне кажется, что они всегда будут относиться ко мне, как к горничной, пусть и бывшей.

— Но это действительно тебе только кажется!

— Может быть. Но я… Я не чувствую себя хозяйкой в твоем доме. Понимаешь, у меня такое ощущение, будто я нахожусь на какой-то круглосуточной работе. Я постоянно должна думать, что сказать, как повернуться, как сесть, чтобы соответствовать…

— Но ты же совершенно неправильно все воспринимаешь!

— Быть может. Но я устала притворяться.

Астахов исчерпал весь запас аргументов и в этот раз не нашелся что ответить. Помолчали.

— Ну и что же ты теперь будешь делать? — спросил он Олесю после паузы.

— Не знаю. Но вернуться к тебе, Коля, я не могу.

— Ну что ж… Смотри. Решай. Я только хочу, чтобы ты знала — я всегда буду ждать тебя, Олеся!

Она ничего не ответила. Тогда Астахов медленно пошел к двери. И все же, уже взявшись за дверную ручку, еще раз обернулся и просто спросил:

— Ты слышишь меня? — и, не получив никакого ответа, добавил: — Я жду тебя. Дома…

На этих последних словах Олеся готова была кинуться к Астахову на грудь, но зачем-то сдержала себя. Почему-то дала любимому уйти. А сама так и осталась стоять посреди гостиничного номера, не зная, то ли ей бежать за своим Колей, то ли опять остаться одной в этой жизни.

И тут в дверь опять постучали…

* * *

Баро вновь стоял посреди конюшни рядом с Кармелитой. По правде сказать, он готов был и жить здесь, бросив дом и перебравшись вслед за любимой дочерью.

— Я никогда не думал раньше, Кармелита, что ты будешь так самоотверженно заниматься лошадьми.

— Да, знаешь, папа, они ведь как дети — нельзя забыть накормить их, напоить… Слушай, па, а Николай Андреевич уже разговаривал с тобой насчет места для строительства цыганского дома?

— А что, он уже нашел самое лучшее место для работ?

— Нашел, но только не он, — лукаво улыбнулась Кармелита и тут же смутилась. — Ну это, в общем-то, просто идея…

— И, конечно же, твоя? — Баро слишком хорошо знал свою дочь.

— Моя. Папа, ты только пообещай мне, что сразу не скажешь «нет»!

— Обещаю, — улыбнулся цыган.

— Это катакомбы. Ну подземелья заброшенного завода.

— Ах, катакомбы… Да, мы уже обсуждали эту идею… Страшное место. Там столько всего произошло…

— Вот именно, папа! Вот именно! Если там все снести, от этого же всем только легче дышать станет!

— Знаешь, дочка. Я ведь тоже все больше склоняюсь к этому варианту.

— А Астахов?

— Да он уже, кажется, и с мэрией поработал! А теперь… Кармелита! У меня ведь тоже есть одна идея. Только уж и ты пообещай мне не говорить «нет» сразу. Обещаешь?

— Ага!

— Сегодня Миро дает представление в театре…

— Нет, папа!

— Доченька, ты же только что мне обещала! Ну пойми, лошади — это, конечно, хорошо, но нужно ведь и с людьми общаться.

— Я не могу оставить конюшню надолго, — отвечала Кармелита, прекрасно понимая, что такому аргументу отец не поверит.

— Не надо надолго, — тут же согласился Баро. — Приходи к началу, а уйдешь, когда захочешь. Ну хоть немного побудешь среди людей! Считай это моей к тебе личной отцовской просьбой.

— Ладно, пап, я подумаю.

— Подумай-подумай, — Баро поцеловал дочкины волосы у самой макушки.

Антон сидел у себя в котельной. Летом работы было меньше — только обеспечивать гостиницу горячей водой.

И тут вдруг вошел неожиданный гость — Леонид Вячеславович Форс. За прошедший год это был всего лишь второй его визит к Антону в котельную. В первый раз Форс пришел сообщить о Светкиной смерти в Москве, Так что и от этого второго визита Антон тоже не ждал ничего хорошего. И, в общем-то, оказался прав.

Поздоровавшись и спросив разрешения присесть, Леонид Вячеславович достал пакет со своей недавней покупкой, относительно недорогой — диктофоном с кассетой. Вынул его и нажал кнопку воспроизведения.

— …Как я могу успокоиться! — Антон узнал голос матери. — Вы убили женщину!

— Да-да, конечно, — отвечал ей на пленке Форс. — Вот этим самым шампанским и убил.

— Леонид, не нужно превращать преступление в шутку. Вы решили свалить на меня все?..

— Выключите! — коротко отреагировал на услышанное молодой истопник.

— Неприятно слушать? — жестко иронично переспросил Леонид Вячеславович, послушно выключая диктофон.

— Я далеко не в первый раз слушаю эту запись.

— Да?

— Да. Интересно только, как она попала к вам?

— Купил по случаю. А тебе-то откуда она известна?

— Полгода назад ее у меня украли.

— Так она была у тебя?! — удивить юриста Форса всегда непросто, но это был как раз такой случай.

— Я нашел все это в Светиных вещах, когда забирал их из больницы.

— А откуда же эта запись могла взяться у Светы?

— Я и сам долго об этом думал. Боюсь, что дело было так. Она-то считала, что вы ни в чем невиновны и не причастны к похищению Кармелиты. И, уж конечно, что вы просто не можете убить человека.

— Она мне верила. Старалась верить…

— Да. И хотела в этом убедиться. Хотела доказать всем, но прежде всего самой себе, что вы — честный человек.

— А потом прослушала эту запись… — Форс снял очки и уперся в стену котельной грустными близорукими глазами. — И поняла, что ее отец — убийца.