***

Вскоре Данстор убедился — коротка людская память. Или же особой магией воспоминания выветрило. Даже убеленные сединами старцы чесали бороды — вроде и было что прежде Пустоши, а вроде и нет. В старых хрониках еще мелькало название Дассамор, а куда потом целая провинция с немаленьким населением делась, что там произошло — все летописцы подозрительно невозмутимо сходились во мнении: боги так пожелали, людям ли в причинах их деяний разбираться.

В Академию Ровельхейм путь закрыт — поди теперь докажи, кто ты есть. Лицензии нет, обучение же не закончил. Ни документов, ни дома, ни родных, ни планов. Деньги и те на исходе, но это не проблема. Без лицензии на постоянное место не устроишься, зато на разовые дела, особенно не совсем чистые, ее и не спросят. Ничего нет… кроме почти забытой цели. Одного судьба-злодейка не сумела отнять. А вновь зазвучавшие ауканья в чужом многоголосом Зове напомнили.

Всего пять месяцев понадобилось Данстору, чтобы вырвать с корнем проклятое интальдово племя. Их теперь винил он в собственном несчастье — это с их старухи перекинулся на него сортсъель, изничтожил его род, загубил душу. Одним только откупитесь — своими жизнями да той великой силой, что до поры сокрыта в стенах Ровельхейм. Недолго им осталось стоять.

С последней семьей в Сот-Кангаме пришлось повозиться. Те словно ждали — дали ему неожиданный отпор, а поняв, что не по силам с Данстором тягаться, бросились врассыпную, заметая следы. Большая семья, человек тридцать, не менее половины — прямые потомки. Один из них маг, старый уже, а на каждого из своих отвод глаз навесил. Не помогло. Кровные или нет, тут уже не до разбора, никого оставлять нельзя. Бегите, прячьтесь, Зов каждого выдаст…

Последних беглецов настиг аж в Истрии. Сопротивления не встретил — старика-мага тащили на себе две женщины, постарше и помоложе. Магическое истощение, невооруженным глазом видно. Не пожалел себя старик, подчистую на что-то выложился, аж в собственные жизненные силы залез. Так даже проще.

Серебряным волосам у молодух, которые прежде принимал за внеурочную седину, дивиться не стал, насмотрелся уже до этого много раз.

Вот они, три последних голоса. С утра вроде и четвертый слышался, слабый, детский, но сам собой замолк, без помощи Данстора. Не уберегли, видать, дитя в спешных бегах. В диких горах Истрии ведь не люди хозяева — грорши.

Все трое уставились на него — пусто, обреченно. Только у той, что помоложе, кроме безысходности в глазах еще и страх плещется. Вгляделся бы внимательнее — понял бы, что не за себя боится.

Медлить не стал, разом оборвал все жизни. Прислушался — наконец благословенная тишина. Не шепотка, ни отголоска. Нет больше живых в этом роду, нет больше и самого Зова крови. Пора. Путь до Академии был известен — подготовился, не зря откладывал в памяти все пройденные дороги. И портал не подвел — вывел прямо к стенам Ровельхейма.

Сейчас, стучало в нетерпении сердце, сейчас рухнет эта громада, некому ее больше держать. Растрескается камень, задрожит земля, обрушатся Врата. И хлынет наружу великая сила. Никому овладеть такой не подвластно, только ему, Данстору, только его уникальному дару…

Прошла минута, вторая, еще пять. Стукнул кулаком в ярости по плотно пригнанным камням. Стены не дрогнули, лишь глумливые искорки заплясали, дразнясь. Данстор взревел в отчаянии, запустил в них магией — всей, без разбора. Сам же от нее еле увернулся — срикошетило.

Неужели обманул упырь, посмеялся над наивным студентом? Все впустую, все! Или Данстор кого упустил? Вновь обратился к дареной магии крови, вслушиваясь. Расходовал ее до этого умеренно; Воракис хоть и щедро поделился, а все равно не своя, закончится — на следующий день не восстановится. Всю сейчас выгреб, подчистую, вслушиваясь в тишину. Никого.

А если изначально просчитался, не тех искал? Нет, нет, ошибка исключена… Или только ждать? Не враз же она рухнет. Да, ждать. Есть одно место, где его никто не потревожит.

На всех землях Дассамор, обращенных им же в Пустошь, сам одноименный замок частично выстоял, хотя признать в этих руинах прежнее родовое гнездо Инген-Гратисов никто бы уже не смог. Никогда прежде Данстор не ступал туда, замок еще пару сотен лет назад заняли имперские наместники. Теперь же воцарился в развалинах полноправным хозяином. Завел слугу, выкупил мальцом забитого бедолагу у кочевников.

За звонкие монеты купил и коменданта Академии, обязав того слать письма о любых происшествиях.

И спустя двенадцать долгих лет таки дождался. Удачно подвернувшийся принц стал его ушами и глазами в обмен на нехитрые знания, которыми он овладел еще во время учебы, а после почерпнул в уцелевшей библиотеке Дассамора. Судя по всему, и подход к обучению изменился — совсем упростился в соответствии с повально падающим уровнем силы. То, чему его учили сорок лет назад, теперь чуть ли не тайным знанием воспринималось свалившимся на голову учеником.

Пусть донесения оказались бесполезными — Академия стояла крепче крепкого — но Данстор чуял: не зря вернулся в Ровель. Прежнего его имени никто бы и не вспомнил, но на всякий и его обрезал, вернулся в город как Стор Дассамор. Шрам укрыл под маской. И снова ждал.

Пусть больше не осталось в нем сангинем магике, но Данстор понял, что и не понадобится, когда, сидя в ресторане, выцепил среди разномастной публики знакомый удивительный оттенок серебра на длинных волосах.

Мне снился сон — тревожный, маетный. Каменистые суровые склоны Истрии, такие привычные с детства, во сне смотрелись чужеродным пейзажем, незнакомым, неприветливым. Пронзительный ветер вероломно набрасывался со всех сторон, уши болели от холода и резкого свиста.

Мы бежали. Куда, откуда — я не знала. Просто нужно было бежать и не останавливаться. Когда падала — меня подхватывали на руки, то на одни, то на другие. На руках было хорошо и безопасно. И пахли они так знакомо. Но рукам было тяжело и вскоре я снова семенила следом.

Не оглядывались, не говорили. Кто-то часто и горько плакал, я подходила, утешала. Не плачь, говорила, я дальше сама пойду, сколько понадобится. Не неси меня больше, я ведь большая уже. И плача становилось еще больше.

— Нельзя больше ждать, — убеждал строгий голос плачущих. — Отпусти ребенка, дай сделать, что нужно, пока это еще в моих силах.

Не дали. Взвыли в два голоса, прижали к вымокшим подолам. В лица смотреть не хочется — там паника, страх, усталость. Лучше спрятаться между двух юбок, они пахнут домом. Но меня силой вырвали из уютного многослойного укрытия, цепкие костлявые пальцы впились в плечи.

— Сейчас, Эйслинн, — неумолимо грянуло сверху. — Он уже близко.

Полились быстро незнакомые слова, завихрилась магия, сковала разом грудь, причиняя жгучую муку. Больно! Глянула на прадеда с великой обидой: деда, за что? Косматый старик посерел лицом, пошатнулся.

— А теперь уходи, слышишь? Беги отсюда, поняла?!

Никогда он так грубо со мной не разговаривал. В груди боль утихла, зато от неожиданных злых слов все застило мокрой пеленой. Куда бежать? А вы?