Внутренний двор защищали толстые и высокие стены с множеством бойниц и двумя башнями, отличающимися друг от друга, что было заметно даже при беглом рассмотрении. Когда он видел замок снаружи, он казался неприступной крепостью. Марк уже осмотрел одну башню и теперь изучал другую, стоявшую на холме ближе к морю. Она явно была построена раньше и была значительно меньше. Очевидно, это смотровая башня, вероятно, на ней зажигали маяк, чтобы указать путь дружественным судам и патрулю на море, целью которого было предупредить о приближении врага. Некоторые камни были разбиты, часть кладки осыпалась, стены покрылись трещинами, словно строение медленно старело и ему становилось все труднее держаться ровно и гордо, оно готово было завалиться на ближайшее здание – церковь. Марк вошел внутрь церкви. В помещении никого не было, кроме невысокого сутулого человека, накрывавшего красной с золотой вышивкой тканью гробницу.

Человек повернулся и огляделся. В глазах мелькнуло разочарование.

– Леди Сесилия не с вами?

Звук шагов гулко разносился под сводами, когда он шел по проходу. Графиня сказала, что посмотрит на работу мастера позже. Он может тщетно прождать ее не один день.

– Нет. Вы закончили?

Скульптор покачал головой:

– Жду одобрения графини. Я прихожу сюда каждый день, смотрю, иногда полирую. – Он положил на мраморную поверхность натруженную руку. – А вы хотите посмотреть? – Он потянул за края ткани. Видимо, желал, чтобы хоть кто-то увидел его творение.

Марк остановил его, коснувшись плеча. Будет неправильно, если он увидит надгробия раньше дочери усопших.

– Думаю, сначала должна увидеть графиня. Я даже не знал ее родителей.

– Это не всегда обязательно. Например, добиться схожести можно и без этого.

Верно. После смерти человека всегда идеализировали, не только создавая каменное изваяние, но и в рассказах о его подвигах, слагаемых теми, кто его знал или никогда не видел. О его покойном короле уже говорили с почтением, достойным святого.

– Вы потратили много времени на работу.

Мастер вздохнул:

– После кончины графа мать леди Сесилии была безутешна. На нее столько всего навалилось, надо было многое организовать, принимать решения. Работы над надгробием графа шли к завершению, и тут сама графиня… Леди Сесилия… – Он помолчал. – Когда король стал собирать мастеров, я был рад уехать. – Улыбка коснулась его губ. – Вы видели Виндзор?

– Замечательная работа. Ваша и всех остальных. – Теперь он хорошо понимал, что английский король создал великолепный замок. – И сходства удалось добиться, я уверен.

Мастер улыбнулся и перевел взгляд на надгробие:

– Решать графине, но ведь она не пожелает даже взглянуть.

Он понимал это не хуже Марка.

– Ей тяжело. Одобрить вашу работу – значит…

– Признать, что их больше нет.

– Именно так. – А еще осознать, что она теперь настоящая графиня. – Вы давно начали?

Лоб мужчины прорезали морщины.

– Года два. Или три. Я уже готовлюсь возвращаться домой.

Марку стало его жаль. Он тоже был своего рода заложником.

– Я не обещаю вам помочь, но постараюсь.

Возможно, это его главная задача на данный момент. Помочь Сесилии не укрепить стены, а подготовить себя к будущему.

Марк подождал, когда они закончат ужинать, и только тогда решился завести разговор.

Их трапеза прошлым вечером стала внезапно выдавшейся возможностью отдохнуть от напряжения при дворе, провести несколько часов наедине без опасения быть застигнутыми.

Сегодня Марк не чувствовал себя вдвоем с графиней так спокойно. Она была соблазнительно близко, но… недоступна. Вчера они устояли перед искушением, но что будет сегодня? А завтра?

Казалось, Сесилия так же отчетливо осознавала опасность, поэтому не позволила себе ни вольности в одежде, ни несдержанности в выражении чувств. Перед ним была не Сесилия, а графиня Лосфорд.

Марк молчал, слушая ее рассказ о встрече с управляющим. Она и не ждала реакции, даже смотрела не на него, а в тарелку. Им обоим было неловко.

– Завтра еду подадут в зале, – сказала она «графским» тоном и встала, словно давая понять, что ему пора уходить.

Марк медлил, размышляя, как начать разговор. Фразы вертелись на языке, но казались не подходящими. Он должен что-то сказать.

– Я видел скульптора.

Сесилия замерла:

– Вот как?

И более ничего. Марк в очередной раз пожалел, что не обладает красноречием де Куси и умением находить общий язык с любым человеком, но ведь он воин и знает лишь одно – всегда надо двигаться вперед.

– Ты должна посмотреть на результат его работы и позволить ему вернуться домой.

Марк ждал ответа.

Сесилия медлила, но наконец резко повернулась к нему:

– Посмотри на меня. Сейчас. Я здесь с тобой одна. Я привела в дом врага, чего никогда не должна была себе позволять. Я нарушила все наказы родителей, не оправдала ни одной их надежды. А теперь еще их надгробия. Если они окажутся плохими, это тоже из-за меня. Что мне тогда делать?

Можно подумать, каменные изваяния смогут ее осудить.

Сесилия говорила не с ним, а с матерью и отцом, находящимися уже в другом мире, и все же надеялась получить их одобрение, прощение и благословение.

Все эти тонкости, глубокие чувства не для него. Он привык действовать, видеть только то, что лежит на поверхности, возможно, поэтому не разглядел слабую натуру своего короля, как когда-то не разгадал в любовнице ветренницу.

Но Сесилию он понимал, словно каким-то образом мог заглянуть ей глубоко в душу.

– Твои родители не надеялись, что ты все будешь делать безукоризненно. По крайней мере, не в начале самостоятельного пути.

– Ты ничего не понимаешь. – Высоко поднятый подбородок задрожал. – Я – графиня Лосфорд.

Будто титул, как доспехи, может подойти или нет. Она пряталась за него как ребенок, которого родители слишком опекали, жалели, любили настолько, что не позволяли ни разу упасть или ошибиться. А ведь учеба в этом и заключается. В результате Сесилия верила в необходимость исполнять долг, но не в себя.

Марк встал, подошел ближе и взял ее за руку:

– Даже Бог не ожидает, что мы будем идеальными.

– Мои родители верили, что я все сделаю правильно, а я их обманула. – Она произнесла это тихо, почти шепотом, говоря скорее с собой, а не с ним. Отдернув руку, Сесилия прошла к окну, за которым розовые облака знаменовали скорое завершение дня.

Он ничем не смог ей помочь и почему решил, что сможет? Ему был известен лишь один способ ее успокоить, но он опасен для них обоих. Он мог сказать, что защитит ее от всех невзгод, но ведь родители говорили то же самое, тем не менее их дочь выросла слабой.