Впрочем, есть у этого психологического механизма и «скрытыерезервы», неизвестные даже автору, так что можете использовать свою фантазию.Однажды в большой компании моих друзей и их спутниц я между прочим рассказалпро этот метод. В ответ мужчины, как это у них водится, посомневались,порассуждали и забыли. Но через пару недель произошла забавная вещь.Практически все женщины, которые слышали мой рассказ, одна за другойпризнались, что с помощью этой процедуры они сами, да вдобавок ещё и ихсотрудницы, с которыми они поделились этим «ноу-хау», успешно справляются с«болями в животе» (неизвестными мне как мужчине).

Надо сказать, это весьма меня удивило, но и оченьпорадовало. Боли в животе – тоже проблема, которая влияет на состояниепсихологического комфорта. Поэтому, даже если эта техника пригодится только дляэтой или подобной ей цели – это уже замечательно. А если с её помощью вынаучитесь справляться и с более выраженными психологическими проблемами – лучшенекуда!

Наше самоопределение не появляется у нас в голове; оноскладывается из наших поступков.

РеттБраун

Впрочем, все началось именно с боли. Однажды мне пришлосьсрочно выехать в командировку. Зимой в Сочи – что может быть лучше? Ещё доотъезда меня немного беспокоил зуб, но к стоматологу, как это водится, я неуспевал. На какое-то время боль успокоилась, и я с лёгким сердцем отправился всолнечный город, где небо ночью кажется темно-синим ситом с алмазами. На второйже день зуб разболелся, словно специально.

Что делать? Во-первых, совершенно не было времени, аво-вторых, куда идти с больным зубом в чужом городе? Надо было перетерпеть, ноне помогали даже безумные анальгетики! Казалось, во рту взорвалась бомба. Яборолся с болью, как Самсон со львом, только в отличие от этого мифологическогосюжета – это мне, а не льву разрывали многострадальную «пасть». На какое-товремя мои героические усилия давали некоторый эффект, но стоило мне прерватьсяв своих психологических изысках, как зубная боль брала надо мной верх.Наверное, я был похож на раненого зверя, впрочем, о льве я уже упоминал.

В один из таких приступов, признаюсь, я сдался. Простоотдался своей боли, и все. Через какое-то мгновение я с удивлением для себяконстатировал, что боль заметно утихла. «Bay!» – сказал я себе, и она появиласьвновь во всей своей красе. Что было делать? Мне пришло в голову утрировать,усилить свою «капитуляцию». Я лёг, закрыл глаза и, насколько это было вообщевозможно, сконцентрировался на своей зубной боли. Она переходила всякие границыприличия – так просто негуманно было болеть! Но я твёрдо решил довести дело доконца. Все свои душевные порывы я посвятил зубной боли и не поддавался ни наодно резонно возникающее предложение (со своей же собственной стороны, как выпонимаете) прекратить этот инквизиционный эксперимент.

Когда боль достигла своего апогея, я не остановился, апригласил на подмогу все своё врачебное воображение. Я стал представлятьвоспалительный процесс. Я шёл от малого к большому. Сначала я представлял себе,как в воспаление вовлекается вся моя верхняя челюсть. Потом этот процессперекидывается на все близлежащие органы: глотку, нижнюю челюсть, носовые ходы,евстахиевы трубы, уши, глаза и т. д. Боль росла, как на дрожжах. Воображаемыйгной растекался по всем возможным анатомическим пространствам, а где их небыло, он их образовывал. Примерно через пять минут у меня начался «сепсис»(«заражение крови»). Меня не понарошку стал бить озноб, а боль поглотила весьмой тщедушный организм и казалась нечеловеческой. Наконец пришло времяспасительного гнойного менингита. Я грезил о смерти, как заплутавший в пустынепутник мечтает о глотке воды. И я умер… Вот так.

Примерно через минуту после своей «смерти» я открыл одинглаз, осмотрелся и обнаружил, что у меня ничего не болит. Ровным счётом –ничего! Я постучал по зубу, но, кроме глухого насупившегося раздражения, такничего и не услышал. Всю следующую неделю я чувствовал себя прекрасно. Море,небо и приятные встречи. Когда я вернулся в родной «город, знакомый до слез», больвозобновилась, и я отправился к стоматологу. Для флегматичного стоматолога ондостаточно сильно удивился и спросил: «Долго вы с этим ходите?» На мойвстречный вопрос о том, почему это его так интересует, он ответил, что подобнойкомбинации и в таком запущенном состоянии ему уже давно не приходилось видеть.На одном зубе был и пульпит, и периодонтит, и абсцесс. И с этим я нормальнопрожил целую неделю! Нонсенс.

Психология творит чудеса. Вам так не кажется? Лично я в этомуверен и с тех пор проповедую сумасбродную мысль о том, что если все функции отголовы, то, значит, голова может все что угодно. Основание для этого вывода –мой зуб, который благодаря стараниям моего стоматолога служит мне и по сейдень. Тьфу, тьфу, тьфу…

Начиная с определённой точки возврат уже невозможен. Этойточки надо достичь.

Франц Кафка

* * *

Теперь к делу, сегодня пойдёт речь ещё об одномпсихологическом механизме, который позволит нам справляться с тревогой,психологическими проблемами, навязчивыми мыслями и даже, в ряде случаев, сболью. В чем он состоит?

Человеку вообще свойственно бояться всего неизвестного, этотинстинкт унаследован нами от животных и соответствует формуле «не знаешь – нелезь». Резонно, ничего не скажешь. Но, как и большинство других «резонных»психологических механизмов, он перевернут нами с ног на голову. Смотришь натакое отношение к «природным ресурсам» и сразу хочется вступить в партию«психологической экологии». Не любим мы себя – вот что я вам скажу!

Итак, бояться неизвестного естественно. «Но при чем же тут,например, боль?» – спросите вы. Все при том же. Ведь нам неизвестно, к чему онаприведёт. Может быть, действительно к смерти? Боль и смерть – психологическиочень близкие друг другу понятия. Поэтому на уровне подсознания мы точно делаемтакой прогноз, а уж он запускает множество других малоприятных психологическихмеханизмов.

Нам также неизвестно, что с нами случится, если тревога илидепрессия покроют нас с головой, как волна в семибалльный шторм. Мы не знаем,что будет, если уже долго, но слабо тлеющий семейный конфликт разразитсянаконец со всей силой. И мы боимся говорить друг с другом «начистоту».Неизвестно, что будет, когда пройдёт влюблённость, что ждёт нас после смерти ит. п. Иными словами, неизвестно, что будет там – после… А потому мы боимся,оттягиваем приближение этого «неизвестного». Мы боимся окончания того, чтоизвестно, поскольку не знаем, что будет после него. Но от этого страдание неуходит, а лишь растягивается, усиливается и ранит нас, подобно лезвию бритвы.

Если бы мы знали все наверняка, разве стали бы мыпереживать? Если бы мы знали, как все случится и чем все кончится, стали ли бымы нервничать и дёргаться из-за временных трудностей? Если бы мы знали своёбудущее, разве волновало бы нас настоящее? Если бы мы знали, например, чторазгорающийся уже пять лет семейный конфликт приведёт к разводу, за которымпоследуют два счастливых брака, разве стали бы мы оттягивать этот конфликт,надеясь, что «все как-нибудь уладится»? Разве стали бы мы мучиться «проблемой выбора»?И разве стали бы мы жить с этим мучительным психологическим грузом всепрошедшие пять лет?! Но всего этого мы не знаем. Впрочем, имеем шанс такникогда и не узнать, если будем без конца оттягивать, терпеть, ждать какого-точуда и привыкать к своему страданию, которое, как это ни печально, мы же самисебе и создаём.