Раздались сначала жидкие, а затем всё более громкие аплодисменты. Конечно, собравшимся здесь на русских эмигрантов по большому счёту плевать, но сам факт благотворительности не мог не вызвать у них одобрения. Многие из них регулярно участвуют в подобного рода акциях, поддерживают, как и я, отдельно взятые образовательные учреждения (моими стараниями, кстати, весьма неплохо процветал Стэнфордский университет), так что мою тягу к благотворительности они прекрасно понимали.

– Кстати, в таком случае я планирую дать университету имя Форреста Марса! Если он, конечно, не будет против. И пусть кому-то это покажется мелочью, на входе в главный корпус также будет находиться памятная табличка, где будет указано, кто стал главным спонсором этой грандиозной стройки.

Снова раздались аплодисменты, а Марс, похоже, более-менее пришёл в себя, даже нашёл в себе силы улыбнуться. Не знаю, как бы я держался на его месте, потеряв столь огромную по нынешним временам сумму, но кондитер сумел сохранить лицо.

– Главное, чтобы никто не узнал, в результате чего я стал спонсором этой стройки, иначе эта история грозит превратиться в анекдот. Хотя… учитывая, сколько тут свидетелей… – кисло улыбнулся кондитер и тут же отчитался: – Мистер Бёрд, по возвращении из лагеря я сразу займусь переводом денег на ваш личный счёт или счёт компании, который вы мне укажете. А сейчас, извините, время уже позднее, мне хотелось бы отдохнуть.

«И напиться», – про себя добавил я. На его месте я надрался бы в зюзю, да и на своём, пожалуй, захвачу в шатёр бутылочку вискаря.

Уснуть мне удалось лишь после полбутылки горячительного, да ещё комары, несмотря на москитную сетку при входе, звенели над ухом. Зато выспался на славу, проспав завтрак и встав в одиннадцатом часу в приподнятом настроении. Всё-таки «подняться» одноминутно на 25 миллионов – это нужно суметь. Судьба явно не зря привела меня в этот лагерь.

Вышел я из шатра в одних трусах и босиком, поймав на себе слегка удивлённый взгляд одного из джентльменов, вдохнул полной грудью и, отойдя к небольшой утоптанной площадке между двух секвой, принялся выполнять внешнюю практику цигун, выгоняя из себя остатки хмеля. В общем-то мастер Лю показал кое-что и из внутренней практики, сочетаемой с управлением энергией Ци, но для утренней разминки я предпочитаю именно внешнюю, выполняя сначала дыхательные, а затем гимнастические упражнения.

После гимнастики я, схватив полотенце, трусцой побежал на пляж Русской речки, где вволю наплавался и позагорал. К обеду я был как огурчик и с аппетитом уминал всё, что мне подносили официанты. Аппетит мне даже не испортил сидевший рядом и периодически тяжко вздыхавший Марс.

– Друг мой Форрест, – обратился я к нему под конец обеда, – не переживайте, деньги приходят и уходят, а университет, названный вашим именем, будет стоять века.

– Только это меня и утешает, – тихо признался он. – Даже не представляю, что я скажу супруге.

– А вы скажите ей, что решили сделать крупный благотворительный взнос на строительство университета, который будет назван вашим именем. А сумму можете не уточнять, ну или принизьте, всё равно проверять не будет. А в следующем учебном году, когда, я уверен, университет распахнёт свои двери, я приглашаю вас с супругой на его открытие. Мы вместе перережем алую ленточку.

Этот короткий спич приподнял Форресту настроение, и он даже с ехидцей проехался по Рокфеллеру-младшему, приехавшему в лагерь за час до обеда.

А вечером я в числе прочих стал свидетелем «жертвоприношения» сове. Выглядело это так же, как и в прошлый мой приезд. Мы стоим на берегу озера, одетые в чёрные плащи с капюшонами, по водной глади в клубах дыма к берегу приближается чёрная гондола с человеком, также во всём чёрном. В гондоле находится гроб. У двенадцатиметровой статуи совы гроб уже ждут люди в причудливых одеждах и главный жрец, Фредди Роуч, одетый в розовое и зелёное. Под пение хора гондола пристаёт к берегу, гроб кладут на алтарь и поджигают. В этот момент над водой разносится голос: «Глупцы! Когда вы наконец поймёте, что меня нельзя убить?! Год за годом сжигаете вы меня в этой роще. Но едва вы покинете её, разве не буду я ждать вас у входа, как века назад?!»

После этого из земли по обе стороны статуи вырвались фонтаны огня, и жрецы обратились к гигантской сове: «Взываем к тебе, о великий символ всей мудрости смертных, Сова Богемии! Дай нам совет!»

В следующий миг всё внезапно меняется – огни гаснут, а из-за деревьев выходит духовой оркестр в полосатых куртках и канотье, наигрывающий разудалый регтайм. И загадочная церемония переходит в безудержное веселье, в котором я решил участия не принимать, а остаться в роли зрителя. Взял раскладной стульчик и уселся под одной из секвой, подальше от загоревшихся электрических гирлянд.

– Ты всё хорошо запомнил? Мы точно можем рассчитывать, что губернатор не доживет до утра?

– Можете не сомневаться, мистер…

– Тсс, никаких имён, мы же договаривались!

Я медленно повернулся на голоса. Они доносились по другую сторону двухметрового обхвата ствола секвойи, у которой я сидел. В ночном сумраке едва удалось разглядеть две тёмные фигуры, похоже одетые в такие же плащи с капюшонами, как и я. Тот, кто давал указания, был на полголовы повыше второго и говорил с лёгкой гнусавостью, отчего мне его голос показался знакомым. В голове крутилась догадка, но она никак не желала оформляться в окончательный образ.

Ладно, это подождёт, сейчас же меня интересовало, что они задумали. Какой губернатор не должен дожить до утра? А вообще, много ли их в лагере? Точно приехал губернатор штата Нью-Йорк Томас Дьюи, причём вроде первый раз. Я слышал, по личному приглашению своего старого товарища – сенатора от штата Айова Уильяма Бердсли. Просто какой-то средневековый заговор с тайнами мадридского двора.

Я инстинктивно вжался в свой стульчик, когда одна из фигур, та, что повыше, растворилась в ночи, а вторая, исполнитель, наоборот, двинулась на свет огней. Чуть помедлив, я пошёл следом, держась на небольшом расстоянии. Мы добрались до места праздника, где уже на смену оркестру пришла театральная постановка в античном стиле.

Главным было не потерять цель из виду. Ростом преследуемый был ниже среднего и заметно сутулился. Не иначе давила ответственность возложенного на него задания. Интересно, как он собрался убивать жертву? Кинжалом, выстрелом из пистолета с глушителем, удушением? В такой толчее подобраться к цели можно без проблем, правда, и найти её среди одинаково одетых людей непросто. Либо этот человек знает, где искать.

Кстати, не все присутствующие перед сценой стоят с капюшоном на голове. Некоторые для удобства стянули их, и вот я теперь прекрасно вижу, что так поступил и Томас Дьюи, о чём-то переговаривавшийся с сенатором из Айовы. И сутулый, похоже, именно к этой парочке и пытается подобраться поближе.

Так-так, выходит, всё же Дьюи! Я никогда к нему не пылал особой, скажем так, любовью, но своей принципиальностью он был мне симпатичен. И если его решили убрать, значит, он перешёл кому-то дорогу. Раньше, будучи окружным прокурором, он частенько переходил дорогу мафии, не исключено, что и в кресле губернатора у него случились какие-то тёрки с мафиози.