– Но это должна быть правда, – предупредила я. – Я не прошу вас лгать, я лишь хочу, чтобы вы высказали свое искреннее мнение.

– Понимаю, дорогая, но я просто глупая старуха. Ты знаешь правду лучше меня. Может, я действительно не заметила, что творилось с твоей мамой. Я иногда могу замечтаться. Ты уж напиши за меня.

Несмотря на эксцентричное поведение и привычку думать только о себе, тетка Сильвия, похоже, принимала мои интересы близко к сердцу. Я была рада, что она поддержит мою сторону в суде, но мне хотелось большей достоверности в ее воспоминаниях. Заявление, что моя мать любила Эдварда больше, чем меня, не давало мне покоя, хоть и было лишено оснований. Вдруг тетка и в суде такое брякнет?.. Нет, твердо сказала я себе, такого не случится. Она просто немного выпила и зарапортовалась. Если дело дойдет до слушаний в суде, я позабочусь, чтобы ее как следует подготовить.

Альтернативы черному платью-трапеции у меня не нашлось: только этот предмет одежды в моем нынешнем специализированном гардеробе отдаленно напоминал выходной наряд. В последнюю неделю у меня начали отекать ступни и щиколотки, так что к этой просторной палатке добавились поддерживающие колготы и удобные туфли на низком каблуке. Однако не следует забывать, что любой наряд можно обыграть бижутерией, которой у меня было в избытке после общения с Ричардом, тщательной прической и макияжем. Закончив приготовления, я поглядела на себя в большое зеркало и не осталась чересчур недовольна результатом… пока в дверь не постучала Кейт.

Я не уверена, что когда-нибудь видела ее ноги – они постоянно были прикрыты джинсами или спортивными брюками, но в этот вечер соседка не преминула выставить их на всеобщее обозрение: на ней было короткое безрукавое темно-синее бархатное платье и серебристые босоножки на каблуках. Длинные волосы, обычно как попало стянутые в понитейл, были распущены и оказались роскошны. Полная жизни, молодости и веселья – вот определения, невольно приходившие на ум. Во мне даже шевельнулось запоздалое сожаление, что я уговорила Кейт пойти с нами, но эта мысль была некорректной, и я ее подавила. Роб, остановившийся в дешевой гостинице неподалеку, приехал с десятиминутным опозданием, явно не усвоив урок с прошлого визита. Я обратила его внимание на недостаточную пунктуальность, но он только вытаращил глаза. Общение с представителями противоположного пола немного напоминает обучение пса: тут нужна твердость и настойчивость.

– Парни на вечеринке просто умрут от зависти, когда я появлюсь в обществе таких красивых женщин, – сказал он, когда мы с Кейт надевали пальто. Хм… Роб и сам немного приоделся: исчезли замызганные брюки со множеством карманов, растянутая фуфайка и спецовка; вместо них появились темные джинсы, графитово-серый пуловер и пальто в стиле «Кромби». Пахло от Роба мылом и лосьоном после бритья, а не землей и навозом. Конечно, долговязость его никуда не делась, и растрепанные волосы очень выиграли бы от хорошей стрижки. До вечеринки нам пришлось идти полмили, и Кейт проклинала высокие каблуки – эти босоножки она извлекла из недр шкафа.

– Домой пойду босиком, – решительно заявила она.

– Я отнесу вас на закорках, – засмеялся Роб.

Приятно было видеть, что они так славно общаются.

Вечеринка проходила в викторианском особняке у самой Акр-лейн – по лондонским меркам просторном, потому что комнаты не были разделены перегородками. Одна из хозяек, Лиззи, в начале 90-х училась в колледже с Робом и Эдвардом, а теперь работала в городском центре искусств. Ее партнерша Лиз (что за блажь выбирать себе в супруги тезку!) держала небольшую картинную галерею. Войдя, Роб обнял Лиз и Лиззи и повернулся представить меня:

– Это сестра Эда Сьюзен, я вам о ней вчера говорил. А это ее подруга Кейт.

В кухне (точнее, у стола с бутылками) была толчея, но невысокий мужчина в новом рождественском свитере, заметив мой живот, прокричал:

– Дорогу беременной леди!

Эти волшебные слова расчистили путь. В гостиной Кейт заметила двух женщин, знакомых по детской группе, – они приветственно замахали. Щедро плеснув себе просекко в пинтовую кружку, она оставила Роба и меня и танцующей походкой отошла к знакомым. Вот вам и компаньонка, чтобы на корню пресечь всякие предположения о нашей с Робом связи… Впрочем, было вовсе не так неловко, как я опасалась. Роб всем представлял меня как «своего друга», а на вопросы с намеком, не он ли мой партнер и отец ребенка, с улыбкой отвечал:

– Не имел чести.

Всякий раз, как разговор заходил о моей личной ситуации, он аккуратно направлял беседу в другое русло. К моему удивлению, приятели Роба вовсе не были исключительно неумытым сбродом. Я немного расслабилась и даже увлеклась общением. Роб нашел пару свободных стульев возле обеденного стола, и мы говорили с тощим мужчиной и пухлой женщиной – мастером витражей и гончаршей, которых Роб не видел с самого колледжа. В какой-то момент подбежала Кейт, раскрасневшаяся и запыхавшаяся, и принялась звать нас на танцпол. Я с облегчением сослалась на опухшие щиколотки, а Роб ответил, что слишком уютно устроился. Неожиданно скоро Лиззи – или это могла быть Лиз – объявила, что до полуночи осталось пять минут и пора наполнять бокалы.

– Ты же выпьешь шампанского за Новый год? – спросил Роб.

– Отчего же, конечно, – согласилась я.

Он легко пробрался через толпу, осаждавшую импровизированный бар. Может, я и не бывала на новогодних вечеринках, но я видела достаточно фильмов и знала, что сейчас произойдет: с последним ударом часов вокруг разразится ураган поцелуев, объятий – словом, разнообразных физических контактов, при мысли о которых портилось настроение. Воспользовавшись тем, что кругом все вытаскивали пробки из бутылок и наливали бокалы, я ушла в туалет и заперлась. В кабинку донесся перезвон курантов Биг-Бена, потом громогласные радостные поздравления, и все запели «За дружбу прежних дней!». А я сидела на краешке ванной, наслаждаясь покоем, и, как велит традиция, вспоминала прошедший год и думала о наступающем. Моя привычная жизнь, так тщательно устроенная и организованная, менялась и приспосабливалась – возможно, не в худшую сторону. Когда я наконец вернулась в гостиную, Роб с тревогой оглядывал толпу. При виде меня его лицо прояснилось:

– Сьюзен, где ты была? Ты пропустила куранты! Я думал, ты домой ушла…

– Нет, просто зов природы. Ну, за Новый год! – сказала я, принимая бокал у Роба. Я уже покорилась, что придется решиться на какие-нибудь объятья и, отметая что-то более демонстративное, коротко поцеловала Роба в щеку, чем он остался, по-моему, вполне доволен.

По пути от Лиз и Лиззи Роб по рассеянности держал меня за руку. Нужды в этом не было никакой – я не инвалид и не ребенок, однако ночь оказалась морозной, перчаток я не взяла и поэтому не возражала. Через минуту или две он словно бы спохватился и выпустил мою руку. Кейт решила еще остаться на вечеринке: отдыхая от мужей и детей, они с подругами вознамерились максимально продлить праздничную ночь. Роб на ходу описывал «прелести» своего дешевого отеля, в котором жалел, что поселился: паласы в пятнах, грязь в углах туалета и такой холод в спальне, что дыхание вырывается белым облачком. Повинуясь минутной причуде, я, уловив направление разговора и считая, что я в долгу у Роба за его помощь с коробками и мебелью, сказала – он может переночевать у меня на диване, если пожелает. Он пожелал. Когда мы дошли до дома, я чувствовала себя на удивление бодро, хотя был уже час ночи. У меня не было желания поскорее лечь, и, как оказалось, Роб тоже спать не хотел.