Забыв о том, что решила не разговаривать с Синклером, Юджиния схватила его за руку.

— О, — прошептала она, — бедняжка совсем замерз.

Синклеру было неприятно видеть несчастных детей, однако улицы Лондона пестрели ими, поэтому он привык к подобному зрелищу. Вот и теперь он думал не о бедном полуголом ребенке, а о своей сестре, которую следовало как можно скорее вернуть домой, о ремонте экипажа и об Юджинии, замерзшей под дождем.

— Пойдем, — буркнул он и пошел дальше, уверенный в том, что Юджиния последует за ним.

Но она не двинулась с места. Войдя в трактир, Синклер подождал немного, а потом вынужден был снова выйти под дождь.

Найти Юджинию оказалось нетрудно. Она сидела на корточках перед ребенком, сжимая его ручки в своих руках. Подол ее платья был испачкан в грязи, с волос на лицо струйками стекала вода. Сначала это зрелище привело Синклера в шок, но затем исполненное сострадания лицо Юджинии тронуло его сердце. Он не встречал в своей жизни столь чутких, добросердечных женщин. Ни одна из тех, кого он знал, не повела бы себя в подобной ситуации так, как Юджиния, без оглядки на мнение окружающих. Более того, все эти женщины, пожалуй, посмеялись бы над Юджинией и назвали бы ее поведение неподобающим.

«Нельзя проявлять на людях свои эмоции!» — таково было одно из правил хорошего тона. Родственники Синклера повторяли его, как мантру. Но Юджинию, казалось, не заботило то, что она нарушает установленные законы, по которым жило общество. Очевидно, ей было не до них, когда речь шла о благополучии ребенка.

Синклера обуревали смешанные чувства. С одной стороны, ему хотелось грубо поднять ее на ноги и заявить, что она позорит себя таким поведением. Молодой леди не пристало сидеть на корточках в грязи перед каким-то чумазым пострелом. А с другой стороны, Синклера неудержимо тянуло обнять Юджинию и прижать ее к груди.

Синклер пришел в замешательство. До этой минуты ситуация казалась ему совершенно ясной, понятной. Он знал, как ему действовать и к какой цели идти. Но Юджиния внезапно заставила его подвергнуть сомнению действовавшие в обществе правила и установки.

Однако сомнения и колебания только обострили реакцию Синклера на происходящее. Он снова вошел в роль надменного аристократа, поскольку только в ней чувствовал себя уверенным и защищенным.

— Вы соображаете, что делаете, мисс Бельмонт? — произнес он.

Она подняла на него глаза, в которых сквозило удивление. Юджиния, похоже, совсем забыла о существовании герцога.

— Этого мальчугана зовут Джорджи, ваша светлость, он круглый сирота. Все его родные умерли, он остался один и очень надеется, что кто-нибудь возьмет его к себе. Владельцы трактира разрешили ему спать в сарае. Ребенок питается объедками, которые ему дают за работу.

Все это походило на сюжет мелодрамы, и Синклер поморщился. Мир полон жестокости, Синклер хорошо знал это. Однако Юджинии до глубины души было жаль маленького Джорджи.

Взглянув на нее, Синклер едва не застонал. Она была полна решимости во что бы то ни стало спасти ребенка. Мальчику требовалась помощь, а Юджиния не могла пройти мимо тех, кто нуждался в ее участии. Синклер знал, что спорить с ней бесполезно. На перепалку уйдет драгоценное время, которое нельзя терять.

— Веди ребенка в трактир, — сказал Синклер, — я распоряжусь, чтобы там его накормили.

Юджиния поднялась и, шепча мальчику ободряющие слова, повела его в трактир.

Синклер вдруг подумал о том, что из Юджинии получилась бы отличная мать. Она не стала бы лишать своего ребенка радости заниматься живописью только потому, что это не принято в их кругу. Юджиния любила бы его вне зависимости от мнения окружающих.

Синклер сердито мотнул головой, чтобы отогнать непрошеные мысли. Сейчас было не время думать об Юджинии. Если бы таких, как она, было много, в мире царила бы анархия. Синклер решил, что ему надо забыть о ней и сосредоточиться на текущих проблемах.

Владелец трактира сначала встретил их неприветливо. Он подозрительно смотрел на проезжих, которые зачем-то привели в его заведение маленького оборвыша. Однако когда он узнал, что перед ним герцог, его лицо приняло подобострастное выражение. Правда, к мальчику он так и не подобрел. Напротив, трактирщик замахал на него рукой, пытаясь отогнать, как шелудивого щенка.

И лишь после того как Синклер заявил, что заплатит за содержание ребенка, трактирщик потрепал мальчика по голове.

— Бедняга, — сказал он, но тут же снова обратился к герцогу: — Вы же понимаете, сэр, что мы не можем кормить всех сирот, которые забредают к нам. Мы сами едва сводим концы с концами.

Мальчик уклонился от грубоватой ласки трактирщика.

— Нет ли у вас какой-нибудь одежды и обуви для ребенка? — спросила Юджиния с непреклонным видом, который отбивал у трактирщика охоту спорить с ней. — Он не может ходить босиком в такую погоду.

— Но он уже к этому привык, — пробормотал трактирщик и тут же замолчал под пристальным суровым взглядом Юджинии.

Синклер снял промокшие насквозь сюртук и шляпу, а Юджиния усадила Джорджи на стул, придвинув его поближе к горевшему очагу, а затем, присев на корточки, осмотрела его ножки. Мальчик не возражал, спокойно глядя на незнакомую леди, проявившую заботу о нем. Он не привык к такому обхождению. Богатые путники обычно просто проходили мимо с равнодушным видом или в лучшем случае бросали ему монету в качестве милостыни.

Синклер понимал, что Юджиния потрясена встречей с обездоленным ребенком. Прежде она никогда не видела беспризорников, живущих на улице. Часть жизни она провела в благополучной деревне, а другую часть — в пансионе благородных девиц, под крылом мисс Дебенхем. Джорджи тоже был потрясен тем обстоятельством, что благородная леди пожалела его и взяла под свою защиту.

— Ты промокла, — напомнил Синклер своей спутнице. — Сними хотя бы плащ. Он успеет просохнуть до нашего отъезда, если ты повесишь его у огня.

Юджиния попыталась развязать шнурок на вороте плаща, но ее пальцы онемели от холода и не слушались. Синклер отвел ее руки в сторону и, наклонившись, распутал затянутый узел шнурка.

— Ты не сможешь спасти всех сирот в мире, — шепнул он ей на ухо, прежде чем снова выпрямился.

Юджиния устремила на него взгляд своих широко распахнутых ясных глаз. К ее вискам прилипли мокрые завитки, с непослушных кудрей за шиворот стекала вода.

— Но этого ребенка я могу спасти, — промолвила она громко, и не думая переходить на шепот.

Синклер наконец снял с нее плащ и увидел, что платье Юджинии тоже промокло. Оно прилипало к телу, и под ним явственно вырисовывалась ее грудь. Синклер едва сдержал стон. Его вновь охватила страсть. Он то боготворил Юджинию за чуткость и сострадание, то вожделел ее, как пылкий юноша. Все это смахивало на психическое расстройство…

Пытаясь отвлечься от грешных помыслов, Синклер стал развешивать плащ Юджинии у огня, а она вновь занялась ногами Джорджи.