Мысленно Келлауэй снова и снова стрелял в мусульманку. Мысли о ней раздражали его, он все старался сообразить, с чего эта сука встала, почему не сидела спокойно. Она возмущала его тем, что вынудила застрелить себя.

– Адреналин накачивается, – сказал Келлауэй. – Темно. Знаешь, что малый, на кого ты охоту ведешь, кого-то ножом располосовал, что он псих. Не понимаю, как можно винить копов за стрельбу.

– Ты не понимаешь, и жюри присяжных не поняло. Однако был скандал и сердечный приступ. Коп, кто мальца подстрелил, по уши влез в наркотики и спиртное, бедняга, позже его пришлось уволить за бытовое насилие. Короче. Та кузина с ранцем с русалочкой оказалась свидетельницей стрельбы. Пятнадцать лет спустя она, работая в «Сент-Поссенти дайджест», пишет эту громкую большую, черт бы ее побрал, разоблачиловку про это дело. Всякое такое про расистскую систему в Управлении полиции Флориды и рефлекторную тенденцию покрывать тех полицейских, которые свою форму позорят. Короче. Я увиделся с ней, дал ей интервью, сказал все, что должен был сказать. Похвалился тем, что мы нацменьшинства в штат берем, сказал, что с 1993 года буквально иной век настал, сказал, что наша работа в том и состоит, чтобы черные сограждане видели в нас союзника, а не оккупационную власть. Я заранее позаботился, чтоб в машбюро, через которое мы проходили по дороге в мой кабинет, одни только черные мордашки сидели. Я даже одного нашего малого из компьютерной службы усадил за стол одного из оперов. А за другой еще одного придурка, что у нас окна моет. Там так черно стало, что можно было подумать, она попала на концерт Лютера Вандросса[60], а не в полицейский участок. Когда даешь интервью такого рода, есть два выхода. Либо говорить то, что им хочется, чтоб ты говорил, либо быть вывалянным прессой в грязи за преступные мысли. Я это дело не люблю, но я через него прошел. Тебе, возможно, понадобится вспомнить об этом, когда она будет с тобой беседовать.

– Что значит, когда она будет со мной беседовать?

– Она уже тебя за задницу прихватила, партнер. Айша Лантернгласс. Девица, что написала эту историю об убитом студенте и по чьей милости все управление стало выглядеть как местное отделение Ку-клукс-клана. Тебе надо остерегаться ее, Келлауэй. Она ненавидит белых.

Келлауэй глотнул пива и задумался.

– А того парня, кто зарезал семейную пару, взяли? – спросил он наконец. – Черного психа с ножом?

Риклз сокрушенно покачал головой:

– Не было никакого черного психа с ножом. Оказалось, у муженька была подружка. Он жену прирезал, а любовница пырнула его самого пару-другую раз, чтоб видимость была, будто и он нападению подвергся. Потом попросил ее отогнать и припарковать «Мазду» в Черно-Голубой. Мы девицу на записи видеокамеры увидели, когда она на стоянке из брошенной машины выбиралась. – Риклз вздохнул. – От, дерьмо, жаль записи того, что произошло в «Бриллиантах посвящения» маловато. У нас есть видео, как она входит, но ничего из того, что произошло в конторе. А хотелось бы, чтоб мы имели. Знаю, что «Разные истории» наверняка усрались бы от радости, заполучив такое видео.

– У вас, значит, не получается снять это с компьютера Роджера Льюиса? – Видеозапись системы безопасности «Бриллиантов посвящения» велась со стационарного компьютера в конторе Льюиса, а в какой-то момент этот компьютер со стола свалился. Келлауэй надежно позаботился, чтоб компьютер нельзя было опять включить: пнул его хорошенько пару раз ногой.

Риклз покрутил ладонью в воздухе, словно говоря: может, да – может, нет.

– Технари полагают, что есть шанс восстановить жесткий диск, но я такому поверю, только если сам увижу. – Отпив пива, сказал: – Может, если нам удастся восстановить его, «Разные истории» захотят нас еще раз показать.

Если бы технари восстановили жесткий диск, видео показало бы, как Келлауэй прошивает пулей шестимесячного малыша и его мать, а после, воспользовавшись револьвером Бекки Колберт, убивает Бобби Лутца. Келлауэй надеялся, что, если такому суждено случиться, он к тому времени успеет обзавестись еще одним пистолетом. Он представил себе (вполне спокойно), как сидит на унитазе в ванной, тыча себе в нёбо курносым стволом 38-го калибра, пока копы галдят в соседней комнате. Он сможет. Знал, что сможет сделать это: пулю сглотнуть. Лучше уж по-своему умереть, чем влачить жизнь осмеиваемому в бульварных газетках, ненавидимому обществом и разделенному со своим ребенком. Даже не упоминая про то, что бы с ним стало, попади он в тюрьму.

Мысль присесть на один унитаз вызвала в памяти другой, и он сказал:

– Когда, по-вашему, я смогу в торгцентр снова попасть? Хотелось бы кое-что из вещей забрать. И может быть… не знаю. В то место наведаться.

– Потерпи недельку. После того как они снова откроются. Мы вместе на место наведаемся, если захочешь. Мне и самому этого хочется. Еще раз увидеть – твоими глазами.

Уж не собирается ли он, подумал Келлауэй про Риклза, со мной поселиться, не пора ли мне двухъярусную кровать купить?

Когда Келлауэй глянул вокруг, перед ним стояла очень красивая дурочка, блондинка по меньшей мере шести футов[61] росту, в цветастой прямой юбке, белой шелковой блузке и соломенной ковбойской шляпе. Она держала за руки двух ребятишек, по одному с каждой стороны. Одна была безобразной толстушкой с курносым носом, похожим на свиной пятачок, ее розовая футболка все время задиралась на выпиравшем теле. Мальчишка же был похож на уменьшенную копию Джэя Риклза: светлые взъерошенные волосы, узкие голубые глаза и непреклонное, по-ослиному упрямое выражение на лице. Мамаша их была до того высокоросла, что ребяткам приходилось тянуть руки, чтоб дотянуться до ее ладоней.

– Мистер Келлауэй, – заговорила очень красивая дурочка. – Я Мериэнн Уинслоу, дочь Джэя, и мои дети хотели бы кое-что сказать вам.

– Спасибо! – отчеканили дети в один голос.

– За что? – задала вопрос Мериэнн, дернув сначала одну детскую ручонку, потом другую.

Девочка, в чертах лица которой проглядывало что-то медвежье, произнесла:

– За то, что спасли нам жизнь. – И принялась ковыряться в носу.

– За то, – произнес мальчик, – что вы застрелили того плохого человека.

– Они были в торгцентре, – пояснил Риклз, повернувшись и бросив на Келлауэя слезливый взгляд изумления и признательности. – Пули летали в паре сотен футов от них. Они на каруселях катались.

– Ой, пап, – заметила Мериэнн. – Мы даже внутрь не заходили. Мы собирались покататься на карусели, но, когда к дверям подошли, охранник нас обратно к машине отправил. К тому времени все кончилось. Мы на десять минут опоздали.