Стоим у одного из грубо сколоченных прилавков под навесом от солнца, тоскливо обсуждаем сложившуюся ситуацию. Один Коган у нас неисправимый оптимист:

– Да чего ты переживаешь, Лех! Рыба в море не перевелась, мы и сами ее к ужину наловим.

– А ты в этом уверен? Рыбалка – это такое дело… Никогда не уверен, с каким уловом останешься.

Конечно, снасти мы прихватили с собой. Но надувной лодки у нас нет, а с берега много ли наловишь? Да и место подходящее, рыбное не сразу найдешь.

Недалеко от нас за прилавком сидит пожилая опрятная женщина в белоснежной косынке. Мы только что купили у нее молодую картошку, и сейчас она с любопытством прислушивается к нашему разговору. Потом не выдерживает:

– Ребятки, вы чего купить-то хотели?

– Да мяса бы нам…

– А что готовить-то собрались? – улыбается она по-доброму.

Мы переглядываемся. У Левы нос на еду заточен будь здоров! Он со своим особым нюхом каким-то образом сразу понимает, что эта женщина готова помочь в нашей беде. И пока мы с девчонками только еще собираемся с мыслями, этот интеллигентный юноша со взором горящим аккуратно берет тетушку в оборот, давя на извечную женскую жалость к голодающим.

– Девочки у нас не ленивые, стряпают они хорошо, но на костре ведь много не наготовишь, сами понимаете. Да и дров у нас тоже маловато… – тяжело вздыхает этот артист и смотрит на тетушку печальным взглядом, в котором вся мировая скорбь еврейского народа. И совершенно неожиданно для нас добавляет: – А вы, случайно, не знаете, здесь какой-нибудь столовой нет?

– Милок, да откуда же здесь столовая?! – всплескивает руками тетушка.

– Тогда, может, подскажете: никто из местных женщин не возьмется готовить для нас, а? Мы заплатим!

А глазки у нашего мальчика жалостливые-жалостливые… Вот как хотите, но чувствуется в этой внезапной импровизации опытная рука Миры Изольдовны – мы ни о чем таком с Левкой не договаривались. Голову даю на отсечение – это еврейская мамочка научила по телефону своего сыночка, как раздобыть нормальной еды в забытой богом Оленевке! И ведь тетушка тут же ведется на жалость. Кто ж устоит-то против такого скорбного взгляда?

– А много вас? – задумчиво спрашивает женщина, словно взвешивая заранее все за и против. – И где вы остановились?

– Ой, да нас всего-то шестеро! – быстро включается в разговор Вика. – А лагерь мы разбили на косе, живем там в палатках.

– А сами откуда будете?

– Из Москвы приехали. Мы – студенты.

– Так вам, наверное, что-то особенное нужно? Понравится ли вам наша еда?

– Да что вы, мы непритязательные! Нам бы первое каждый день на обед да на ужин что-нибудь типа котлет, а с завтраком мы и сами справимся. Может, хотя бы попробуете, а?

Теперь уже тетушке достается целых четыре жалостливых взгляда. И доброе женское сердце не выдерживает такого напора.

– Ладно… давайте попробую. Вроде на мою стряпню никто еще не жаловался. А прибавка к пенсии не помешает. Пойдемте ко мне, я здесь недалеко живу – на улице Кирова.

– Так мы на машине, мигом довезем вас до дома! Скажите хоть, как величать вас, спасительница?

– Бабой Ганей зовите, меня все здесь знают.

Мы дружно подхватываем ее корзины и тащим их в машину, пока баба Ганя не передумала. Вот нам счастье-то привалило нежданно-негаданно! Нет, но Коган каков жук, какие актерские таланты от нас скрывал!

До дома бабы Гани от рынка всего ничего. Вскоре мы уже заходим во двор ее дома. Домишко, конечно, очень скромный, скорее это хата-мазанка, с побеленными известью стенами. Но во дворе чисто, в загоне из высокого штакетника гуляют упитанные куры под предводительством большого рыжего петуха. Мы кровожадно переглядываемся с ребятами – эх, сейчас бы лапшички куриной!.. Гостеприимная хозяйка ведет нас за дом, где в тени деревьев расположена летняя кухня, стоит стол под навесом, увитым виноградом. Дальше видны ровные грядки огорода и в конце участка небольшой сад с разными плодовыми деревьями.

– Да вы садитесь, ребятки, за стол. Сейчас я вас чем-нибудь прохладненьким угощу.

– Давайте я хоть корзины в дом занесу, – вежливо предлагаю я.

– Ну, занеси. В сенях их поставь.

Поднимаюсь по невысокому крыльцу в пару ступеней и попадаю в приятную прохладу сеней. Вытянув шею, с любопытством заглядываю в жилую часть дома – туда, где скрылась хозяйка. Скромно. Можно даже сказать, бедненько. Но чистота в хате просто идеальная. На полу пестрые домотканые половики, на окнах нарядные ситцевые занавески. Главный предмет в комнате – старый резной буфет – украшают вышитые гладью салфетки. Чуть левее – беленая печь, на приступке которой стоят надраенные до блеска чугунки и сковородки. На стене висит открытая полка для посуды – тоже прикрытая ситцевой занавеской.

В доме много фотографий. На них и сама баба Ганя молодая. Разные мужчины, в том числе в военной форме. Лица у всех строгие и даже скорбные. Не привык наш народ улыбаться – слишком много бед и скорбей на его долю выпало.

Видимо, в доме есть и подпол, потому что вскоре хозяйка выносит мне большой запотевший глиняный кувшин с квасом.

– Держи-ка, сынок, неси на стол. А я сейчас кружки возьму.

Вот нравится мне эта пожилая женщина. Невысокая, полноватая, с крепкими натруженными руками. Все в ее доме говорит о трудолюбии хозяйки. На вид бабе Гане лет шестьдесят с гаком, а может, и того больше. Но ее подвижности и домовитости позавидуют и молодые. Пока она разливает квас по глиняным кружкам, я интересуюсь, поддерживая светскую беседу:

– Вы давно в Оленевке живете, баб Гань?

– Давно. Еще до войны с мужем покойным сюда с Украины перебрались. Село-то это тогда Караджи называлось, татар здесь много жило. Это уже после войны его переименовали, когда всех татар из Крыма выселили.

– А муж ваш на войне погиб?

– Да нет, – вздыхает хозяйка. – Он потом уже умер, лет через десять. Иван мой с войны контуженный вернулся, без ноги. Болел долго.

– А дети у вас есть?

– Есть, как не быть. Сын – военный, на Дальнем Востоке служит, всю жизнь по гарнизонам мотается. А дочь сейчас в Харькове живет, замуж там вышла. Вот внучонка старшего мне на лето прислала, Ванькой назвали – в честь деда.

Потом хозяйка расспрашивает нас, кто мы и откуда. Уважительно качает головой, узнав, что все мы учимся в Московском университете. Постепенно переходим к животрепещущей теме еды. Договариваемся о сумме, в которую входит и готовка, и покупка продуктов. Все нужное баба Ганя найдет сама – овощи возьмет с собственного огорода, остальное прикупит на рынке. Нас это более чем устраивает.

– Летом я в основном на улице готовлю, вон моя помощница, – кивает баба Ганя на дровяную плиту летней кухни. – Давайте для начала я вам завтра борщ к обеду сготовлю. А на ужин голубцов натушу.