— Вы верите, что он святой? — чуть ли не со страхом спросил Бовуар.

Гамаш неожиданно улыбнулся:

— Я тебя здесь покину. Ты как насчет ланча через полчаса в бистро?

Бовуар посмотрел на часы. Двенадцать тридцать пять.

— Отлично.

Он проводил взглядом шефа, который медленно пересек мост, направляясь в Три Сосны. Потом он снова посмотрел на клочок бумажки и дочитал остальную часть стихотворения Рут.

будто божество, убивающее ради удовольствия,

может и исцелять,

За Гамашем наблюдал и кое-кто еще. В бистро Оливье смотрел в окно, слушая приятные звуки смеха и щелчки кассового аппарата. Бистро было заполнено. Вся деревня, весь округ съехались сюда за ланчем, за новостями, за слухами. Все хотели узнать о последних драматических событиях.

Старый дом Хадли произвел еще одно тело, а затем переместил его в бистро. Или, по крайней мере, это сделал новый хозяин дома. Все подозрения с Оливье были сняты, пятно с его репутации исчезло.

Оливье слышал вокруг разговоры, размышления о Марке Жильбере. О его душевном состоянии, его мотивах. Неужели он оказался убийцей? Но в одном все были уверены, одно никем не ставилось под сомнение.

С Жильбером покончено.

— Кто после этого захочет там останавливаться? — услышал он чей-то голос. — Парра говорит, они вложили целое состояние в этот дом, а тут — на тебе.

Все сходились на том, что хотя и жаль, но это неизбежно. Новая гостиница и спа-салон оказались разрушены, еще не открывшись. Оливье смотрел в окно, как Гамаш неторопливо направляется к бистро. Рядом с Оливье появилась Рут.

— Представь себе, что тебя преследует вот это, — сказала она, глядя, как старший инспектор шаг за шагом неумолимо приближается к бистро.

Клара и Габри, протиснувшись сквозь толпу, присоединились к ним.

— На что это вы смотрите? — спросила Клара.

— Ни на что, — сказал Оливье.

— На него. — Рут показала на Гамаша, который явно был погружен в свои мысли, но при этом неуклонно приближался. Неспешно, но и неуклонно.

— Он должен быть доволен, — сказал Габри. — Говорят, Марк Жильбер убил этого человека и подбросил сюда, в бистро. Дело закрыто.

— Тогда почему Гамаш его не арестовал? — спросила Клара, глотнув пива.

— Гамаш — сущий идиот, — поведала Рут.

— Я слышала, Жильбер сказал, что нашел тело у себя в доме, — сказала Клара. — Человек был уже мертв.

— Ну конечно, в это легко поверить, ведь такие вещи случаются чуть ли не каждый день, — сказал Оливье.

Друзья не стали напоминать ему, что именно это случилось с ним.

Клара и Габри протиснулись к стойке бара, чтобы взять еще выпивку.

Официантов разрывали на части. Оливье решил, что выплатит им премиальные, чтобы компенсировать потери за два дня простоя. Вера. Габри всегда говорил ему, что нужно верить, не сомневаться в том, что все как-то образуется.

Вот оно и образовалось. Великолепно.

Рядом с ним ритмично постукивала по полу своей тростью Рут. Сказать, что это раздражало, значило не сказать ничего. В этом слышалась какая-то угроза. Стук негромкий, но непрекращающийся. Тук, тук, тук, тук.

— Виски?

Если дать ей выпить, она прекратит стучать. Но она стояла прямая, как кол, поднимая и опуская трость. Тук, тук, тук. И тут он понял, что она выстукивает.

Старший инспектор медленно, неумолимо приближался, и каждый его шаг сопровождался ударом трости.

— Я вот думаю, знает ли убийца, какая страшная машина преследует его, — сказала Рут. — Я почти сочувствую ему. Наверное, он понимает, что его загоняют в угол.

— Это сделал Жильбер. Гамаш вскоре его арестует.

Но постукивание трости Рут совпадало с биением сердца Оливье. Он смотрел на приближающегося Гамаша. А потом, как это ни странно, Гамаш прошел мимо. И Оливье услышал тихий звон колокольчика на дверях Мирны.

* * *

— Значит, в старом доме Хадли было жарковато.

Мирна налила Гамашу кофе и присоединилась к нему у стеллажей с книгами.

— Да, было. А кто вам сказал?

— Да кто только не говорил! Марк Жильбер подбросил тело в бистро. Но вот чего люди не могут понять: он убил этого человека или нет?

— Ну и какие возникли на сей счет теории?

Мирна отхлебнула кофе, глядя, как Гамаш двигается вдоль стеллажей с полками.

— Ну, одни думают, что он, вероятно, сделал это и подкинул тело в бистро, чтобы напакостить Оливье. Всем известно, что они не любят друг друга. Но остальные считают, что уж если бы он и в самом деле решил убить этого человека, то сделал бы это в бистро. Зачем убивать в одном месте, а потом перетаскивать тело в другое?

— Нет, это вы мне скажите. Психолог не я, а вы. — Гамаш перестал разглядывать книги и повернулся к Мирне.

— Бывший психолог.

— Но вы ведь не выкинули из головы ваши знания.

— Можно ли вползти назад в рай?

Они принесли кружки к эркерному окну, сели в кресла и стали пить кофе.

Мирна тем временем думала. Наконец она заговорила:

— Это представляется мне маловероятным. — Собственный ответ не удовлетворил ее.

— Вы хотите, чтобы убийцей был Марк Жильбер? — спросил Гамаш.

— Помоги мне Бог, но хочу. По правде говоря, раньше об этом и не думала, но теперь, когда эта вероятность возникла, мне это кажется… как бы сказать… удобным.

— Потому что он чужак?

— Вышел за пределы, — сказала Мирна.

— Прошу прощения?

— Вам известно это выражение, старший инспектор?

— Я его слышал. Оно означает, что кто-то сделал нечто неприемлемое. Полагаю, что это один из взглядов на убийство.

— Нет, я не это имела в виду. Вы знаете, откуда взялось это выражение? — Когда Гамаш отрицательно покачал головой, она улыбнулась. — Это одно из тех сокровенных знаний, которыми владеет хозяин книжной лавки. Выражение зародилось в Средневековье. Тогда строились крепости, обнесенные толстенными каменными стенами. Мы ведь все их видели, правда?

Гамаш бывал во многих старых замках и крепостях — почти все они сегодня превратились в руины, но он очень живо помнил те книжные иллюстрации, которые разглядывал в детстве. Башни, на которых сидят внимательные лучники, зубчатые стены, массивные деревянные ворота. Ров и разводной мост. Внутри стен находился за́мковый дворик. При нападении врага обитатели поднимали мост, уходили внутрь, закрывали ворота. Все, кто находился внутри, не подвергались опасности. По крайней мере, они надеялись на это.