Они осторожно пошли вперед. Ступили на крыльцо. Гамаш посмотрел на доски крыльца. Несколько сухих листьев, но никаких следов крови. Он кивнул Бовуару и указал на одно из окон. Бовуар тихо встал рядом с окном спиной к стене. Гамаш пристроился у другого окна, потом подал сигнал, и оба одновременно заглянули внутрь.

Они увидели стол, стулья, кровать в дальнем углу. Никакого света, никакого движения.

— Ничего, — сказал Бовуар.

Гамаш согласно кивнул и потянулся к дверной ручке. Дверь, слегка скрипнув, приоткрылась на дюйм. Старший инспектор всунул в щель ногу, распахнул дверь до конца. Они заглянули внутрь.

В хижине была всего одна комната, и Гамаш сразу же понял, что в доме никого нет. Он вошел внутрь. Но Бовуар положил руку на свой пистолет. На всякий случай. Бовуар был человеком осторожным. Таким его сделало детство: он вырос в плохом районе.

В солнечных лучах крутилась пыль, проникавшая внутрь сквозь окна. Бовуар по привычке пошарил по стене в поисках выключателя, потом понял, что никаких выключателей здесь нет. Но лампы он нашел и зажег их. В свете ламп они увидели кровать, кухонный шкафчик, несколько книжных полок, два стула и стол.

Комната была пуста. Если не считать того, что оставил после себя мертвец. Его вещи и его кровь. На деревянном полу виднелось большое темное пятно.

Сомнений не оставалось: они нашли место преступления.

* * *

Час спустя Рор Парра прошел по розовым ленточкам, оставленным Гамашем, и с помощью бензопилы расширил тропу. Приехали мотовездеходы с криминалистами для исследования места преступления. Инспектор Бовуар делал фотографии, а агенты Лакост, Морен и другие осматривали комнату в поисках улик.

Рор Парра и Доминик Жильбер сели на лошадей и, ведя за собой Честера, отправились домой. Честер оглянулся, надеясь, что ему удастся увидеть забавного человечка, который забыл его избить.

Когда смолк стук копыт, наступила тишина.

Его команда работала внутри, заполняя почти все небольшое пространство хижины, и Гамаш решил осмотреть дом снаружи. Отметил тонкую резьбу оконных ящиков, в которых расцветали настурции и росла зелень. Потер пальцами листья одного растения, потом другого, — они пахли кинзой, розмарином, базиликом и эстрагоном. Подошел к столбу света, прорывающемуся сквозь кроны деревьев, окружающих домик.

Ограждение, сделанное из перевитых веток, образовывало большой четырехугольник шириной приблизительно двадцать и длиной сорок футов. Плющ пророс через ограду, и, подойдя ближе, Гамаш увидел, что стебли отвисают под тяжестью гороха. Он открыл деревянные ворота и вошел в огород. Ровные грядки, ухоженные растения и урожай, который теперь никто не соберет. Повсюду в огороде покойный посадил томаты, картошку, горох, бобы, брокколи и морковку. Гамаш разломал стручок и кинул в рот горошины. Чуть подальше по тропинке стояла тележка с землей, торчала лопата, виден был стул из согнутых ветвей с удобными выцветшими подушками. Они так и звали присесть на них, и Гамаш представил себе, как человек, наработавшись в огороде, усаживается отдохнуть, сидит спокойно на своем стуле.

Старший инспектор подошел к стулу и увидел отпечаток ягодиц человека на подушках. Убитый сидел здесь. Наверное, долгие часы сидел. В столбе света.

Один.

Гамаш знал, что не многие люди способны на такое. Даже если бы они хотели этого, даже если бы они пошли на это, большинство людей не могли вести такой уединенный образ жизни. Они начинали нервничать, им это надоедало. Но Гамаш подозревал, что с этим человеком дела обстояли иначе. Он представил его здесь, представил, как тот оглядывает свой сад. Думает.

О чем он думал?

— Шеф?

Гамаш оглянулся через плечо и увидел Бовуара.

— Мы провели предварительный осмотр.

— Оружие?

Бовуар отрицательно покачал головой:

— Но мы нашли домашние консервы и парафин. Довольно много парафина. И я думаю, мы знаем, для чего он здесь.

Инспектор оглядел огород, который произвел на него впечатление. Порядок всегда производил на него впечатление.

Гамаш кивнул:

— И кто он был?

— Не знаю.

Гамаш резко повернулся к своему подчиненному:

— Что ты имеешь в виду? Этот дом принадлежал нашему убитому?

— Мы так думаем. Можно почти с полной уверенностью сказать, где он умер. Но никаких документов мы не нашли. Ничего. Ни фотографий, ни свидетельства о рождении, ни паспорта, ни водительских прав.

— Письма?

Бовуар покачал головой:

— В шкафах есть кое-какая одежда. Старая, поношенная. Но залатанная и чистая. И вообще весь дом прибранный и чистый. Много книг. Их сейчас просматривают. На некоторых имена, но все разные. Видимо, он приобрел их в магазинах старой книги. Мы нашли столярные инструменты и опилки у одного из стульев. А еще старую скрипку. Пожалуй, мы знаем, чем он занимался по вечерам.

Гамаш представил себе убитого живым. Даже здоровым. Как он готовит себе простой обед, сидит у огня и строгает ножом. А потом, с приближением ночи, берет скрипку и играет. Для себя одного.

Кто был этот человек, так любивший одиночество?

— Тут все довольно примитивно, — продолжал Бовуар. — Ему приходилось накачивать воду в кухонную раковину. Сто лет такого не видел. И ни туалета, ни душа.

Гамаш и Бовуар огляделись. В конце петляющей тропки они увидели будку. У Бовуара от этого тошнота подступила к горлу, но его шеф подошел к будке, открыл дверь и заглянул внутрь. Он увидел там тесный туалет, закрыл дверь. В туалете тоже было чисто, хотя по углам уже стала появляться паутина, и Гамаш знал, что вскоре туда вторгнутся новые насекомые и растения, а потом будка исчезнет — ее поглотит лес.

— Как же он мылся? — спросил Бовуар, когда они направлялись назад к домику.

По докладу коронера они знали, что он мылся и делал это регулярно.

— Тут есть река, — сказал Гамаш после паузы. Перед ними был домик — крохотная идеальная жемчужина посреди леса. — Вон слышно ее журчание. Вероятно, это Белла-Белла — отсюда она течет в деревню.

И верно: Бовуар услышал звук, странным образом напоминающий звук дорожного движения. Это успокаивало. Кроме того, рядом с домом стояла бочка, куда стекала дождевая вода.

— Мы нашли отпечатки пальцев. — Бовуар открыл для шефа дверь в домик. — Мы считаем, что они принадлежат двум разным людям.

Брови Гамаша взметнулись. Судя по дому и обстановке, в нем мог жить только один человек. Но события говорили, что этот дом и его обитателя нашел кто-то еще.

Может быть, это прорыв в расследовании? Может быть, убийца оставил отпечатки?

В домике становилось сумрачнее. Морен нашел еще две лампы и несколько свечей. Гамаш наблюдал за работой команды. В ней была та слаженность, которую мог оценить только другой полицейский. Плавные движения, кто-то отходит в сторону, кто-то наклоняется, опускает голову, приглядывается, становится на колени. В этом была какая-то красота.